И среди них сидел Каламфоль, которому когда-то Марод-Али выстроил дом.
— Смотри, — сказал Каламфолю бездельничающий сосед, — они хотят лезть туда… Там птица не сядет и козел, когда захочет воды, кругом обойдет это место… Они, дураки, упадут… Мы хорошо будем смеяться!
Но Каламфоль изучал отвесную стену беспокойным взглядом.
— Если б я пошел туда, я не упал бы… А они могут упасть. Они очень могут упасть. Я не буду смеяться, когда они упадут. У них сердце как пуля, ничего не боится.
— У них сердце без головы, — сердито проворчал сосед.
— У них ослиное сердце. Пускай упадут. Я спасибо скажу пророку, когда он пустит их души в ослов.
Соглядатаи лениво переговаривались друг с другом. А работники обвязали желоб веревками и сами связались веревками и, как муравьи с огромной соломинкой, полезли на скалы. Халаты и обувь лежали грудой на плоском камне, потому что работники остались босиком и в одних рубашках. Но и рубашки мешали их равновесию и, цепляясь за скалы, рвались. Наубогор снял разорванную рубаху и бросил ее вниз, чтоб подобрать после работы. Рубашка распростерлась по ветру, кружась, подобием белого коршуна тихо падала и легла на дне ущелья, у самой воды потока. А Наубогор, голый, как ящерица, полез вверх и, укрепив веревку за выступ скалы, держа рукою конец, а другой уцепившись на весу за маленькую расщелину, взглянул вниз и крикнул прилепившемуся ниже, на заплечике отвесной стены, Марод-Али:
— Пускай желоб… Я удержу!
И желоб метнулся, как маятник, вдоль скалистой стены. Он качнулся раз и другой. Длинным шестом его качанье остановили другие работники. Марод-Али, как муха, полез по стене к нему с деревянным колом в зубах и с кувалдой за поясом, стянувшим голый живот. Его брат полез вверх, к Наубогору, и скинул Марод-Али другую веревку. Марод-Али подвязал ее под плечи и к поясу и повис в воздухе, упираясь ногами в скалу, чтоб не вертеться. Здесь виднелась отмеченная углем расщелина в камне, и Марод-Али, воткнув в нее кол, принялся бить по нему кувалдой. Размахнуться, вися в воздухе, было трудно, и после каждого удара Марод-Али вертелся волчком на веревке.
Сафо смотрел снизу на сына и вытирал пот, проступавший на его морщинистом лбу, хотя пот обычно проступал у него только в разгаре работы. Соглядатаи на окрестных скалах, хоть и были полны злорадства, все-таки волновались от такого азартного зрелища. Впрочем, работники, висящие высоко на стене, казались им маленькими кузнечиками, потому что высота усугубляла действительное расстояние.
Марод-Али вбил кол и укрепил на нем конец желоба. Другой конец уместился в выбоинке скалы. Первый желоб повис над потоком. Марод-Али спустился вниз, и за ним спустились другие. Наубогор присел у воды и опустил в нее руку, и пятно крови мгновенно растворилось в быстрой воде. По всей руке потемнели и вспучились надутые жилы.
— Ты слишком долго держал веревку, — внимательно склонившись к нему, сказал Марод-Али. — Надо делать иначе: обматывать руку тряпкой и сначала накручивать веревку на деревянный кол.
— Да, правильно! Веревка тоже сволочь, как управитель! — усмехнулся Наубогор.
Невероятно, но желоб за желобом нависали на отвесной стене ущелья. Лицо и руки, все тело Марод-Али украшали ссадины, синяки и кровоподтеки. Он хромал, потому что камень разорвал ему ногу от щиколотки до колена. Он до такой степени исхудал, что в провалы его щек уместилось бы яблоко. Но его мускулы были тверже, чем мускулы яка, а воодушевление делало его совершенно неутомимым. И чем больше желобов нависало над пропастью, тем большей гордостью наполняли его насмешки селения, день ото дня звучавшие все неувереннее. Председатель сельсовета почему-то перестал с ним здороваться, а пир однажды при встрече в ответ на приветствие громко крикнул, так, что все слышали:
— Это не человек, это сын свиньи, потому что отец его был хуг — свинья!
Но однажды враги его забесновались от радости. Жители селения злорадно сообщали друг другу, что бес, сидящий в Марод-Али, насмеялся над ним, и канал не будет построен.
Это случилось, когда четырнадцатый желоб уперся в глыбу, острым мысом нависавшую над отвесом, гладкую, как стекло, и совершенно неодолимую. Пятнадцатый желоб некуда было привесить. Глыбу можно было бы обойти только метров на восемь выше или настолько же ниже уровня канала, и тогда вода не пошла бы. Работники бились три дня, ежеминутно рискуя жизнью, перепробовали все средства, но ничего не могли придумать. Глыбу нужно было убрать, обрушить. Но никакая человеческая сила не могла бы ее оторвать от стены.