Без боя заняв Памир, Ислам-хан расселил свои войска в лучших долинах Шугнана. Войскам нужна была вода, и хан решил построить Сучанский канал на Гунте. А в устье Гунта в те времена никакого селения не существовало. Широкая, большая долина была покрыта густыми, непролазными зарослями колючки, которая по-шугнански называется «хор». Ничто другое не могло бы здесь родиться, только такая колючка не знает воды и не хочет воды. Ислам-хан повелел оросить долину, но шугнанский народ не был приучен к такому труду. Тогда Ислам-хан, удаляясь в другие области, оставил на Гунте часть своих воинов — больных, искалеченных, боязливых, и они взялись за реку Гунт.
Началась работа, трудная, безмерно тяжелая. В скале нужно было бурить отверстия, а воины буров не имели. Воины рубили колючку, жгли ее на скале, раскаляли камень, обливали его водой, выковыривали мелкое крошево. Четыре года вели они канал от головы до того места, где ныне ютится селение Верхний Хорог. И, говорят старики, тамерлановых войск никто отсюда не прогонял, просто они рассосались между шугнанцами, переженились на тонколицых, спокойных шугнанках и остались здесь жить. И до сих пор есть селение, повыше Хорога, на Гунте — селение Бидур, в котором живут люди, непохожие на шугнанцев, ибо у шугнанцев совсем не раскосые глаза, совсем не монгольские скулы.
А когда растворились среди шугнанцев тимуровы воины, власть взяли в руки первые шугнанские ханы. И один из первых был Шо-Аванджи-хон, захотевший продвинуть канал подальше. И согнал весь народ с Шах-Дары, с Гунта, из Поршинива, в котором стоял его дом, и из Дарморахта. И у самого начала работы высек надпись на камне:
«По повелению бога и великого Шо-Аванджи-хона начата работа в таком-то году, с тем чтоб уничтожить эту колючку и озеленить это место».
И сотни людей умерли по повелению бога во время прокладки канала. И сам Шо-Аванджи-хон умер, доведя канал до подножия склона. И новый хан, Шо-Исмаил-хон, собрал новых людей и довел канал до конца и здесь, рядом с кладбищем, высек на камне:
«Шо-Аванджи-хон начал, умер, а Шо-Исмаил-хон кончил».
И, кончив, не разрешил жечь колючку, а велел ее корчевать, чтобы она не выросла снова. И сотни людей из сословия райят, которое было низшим сословием, носили эту колючку к его дому, в Поршинив. И несколько лет подряд жили в тепле люди из сословия акобыр, благородней которого нет в Шугнане, и военачальники — миры, и потомки Магомета — сеиды. И хан подарил долину брату своей любовницы, и в долине вместо колючки вырос Хорог, а шугнанцы хорошо научились строить каналы, и все следующие ханы превосходно знали, как использовать это уменье; и когда теперь шугнанец чем-нибудь недоволен, он хмурится и, растягивая слова, говорит:
— Да, тебе хорошо разговаривать, а у меня до сих пор колючка в спине!
И всякий поймет, что теперь, когда ханов нет, только безумный по своей воле может таскать колючку и жечь ее так, чтобы она разрывала камни.
Еще раз — в последний раз — я соглашусь, что Марод-Али был безумным.
И однажды вечером работники уложили последний желоб. Но это еще не был час торжества, потому что перед пуском воды должна была опуститься, продлиться и уйти ночь. Все селение шепталось, обсуждая это событие до ночи. Но никто не хотел ни о чем говорить с работниками. Были разные толки. Многие признавались друг другу, что сумасшедшие победили. Но другие (и в их числе оказался председатель сельсовета) утверждали, что вода не пойдет, потому что уровень желобов недостаточно выверен. Пир молчал и никому не показывался. А когда все жители легли спать и заснули также работники, Марод-Али и Наубогор тихонько, чтоб не будить остальных, встали с глинобитной площадки и отправились вверх по осыпи. Оба они спать не могли. Оба они волновались. Светила луна, и при луне они полезли на скалы. Они почти не разговаривали друг с другом. Их ночное путешествие было бесконечно опасно, но они хотели еще раз проверить весь канал, от его головы до конца. В первый раз сомненья одолевали Марод-Али. А вдруг вода не пойдет? Не может быть, чтоб все было сделано правильно… Если хоть один желоб не так наклонен, вода не пойдет. Она плеснет через край, если наклон к нижнему краю желоба хоть немного круче, чем нужно. Она застопорит и, словно встав на дыбы, польется назад, если желоб накренен хоть немного меньше, чем нужно.
Каждую щель в стыке желобов, заложенную травой, каждую точку опоры: щебень, берестяной прут, деревянный кол или просто зазубрину гладкой скалы — все до последней мелочи, все Марод-Али и Наубогор ощупывали, оглаживали, выверяли руками… Но предоставим луне, большому желто-зеленому глазу ночи, холодно наблюдать, как, вися, цепляясь, подтягиваясь на локтях, привычно рискуя жизнью и думая совсем о другом, по отвесным скалам ползают два человека.