В тот день плов остался несъеденным, потому что враги работников не захотели признать своего поражения и потому что самим работникам было совсем не до плова от радости.
А в следующие дни началась другая работа. Канал был выстроен, но весь пустырь над садом пира по-прежнему загромождали груды камней. И работники целый месяц таскали камни, очищая площадки для посева, и складывая ограды, и плетя паутину канавок, по которым должен был разводниться канал.
Однажды ночью вода вдруг перестала идти, и, когда утром работники отправились доискиваться причины, они нашли один из желобов разбитым вдребезги на дне ущелья. Конечно, желоб мог оборваться сам. Они поставили новый, и вода бежала по-прежнему.
Через несколько дней, однако, на дне ущелья оказался еще один расщепленный желоб. Они опять заменили его другим, но больше запасных желобов у них не было, и они решили, что больше ни один желоб не должен упасть. Проверили весь канал и, убедившись, что все крепленья в порядке, условились по очереди ночевать среди скал, над ущельем, но чтобы об этом никто не знал.
На четвертую ночь Наубогор, дежуривший с самопалом, услышал легкий треск падающих камней. Наубогор знал россказни о душе первой жены Марод-Али, но больше верил в другое. Он прокрался по тому направлению, откуда, как казалось ему, падали камни. В свете звезд он заметил тень человека. Тогда он поставил самопал на ножки и уже чиркнул огнивом о кремень, но человек побежал. Наубогор схватил самопал и пустился в преследование. Человек убегал очень ловко, то совсем пропадая, то опять выдавая себя негромким похрустываньем камней. Тогда Наубогор переменил тактику и, громко шумя, пошел обратно. И когда убедился, что человек перестал его опасаться, по-видимому, решив, что погоня за ним прекращена, Наубогор совсем бесшумно поспешил за ним. Человек теперь брел спокойно и скоро перестал останавливаться и озираться. Он уходил все дальше от селения в горы, и Наубогор не мог себе объяснить, что нужно этому человеку в бесплодных, пустынных горах.
Ущелье осталось далеко внизу, а вокруг разрослись скалистые вершины хребта. Человек уходил все дальше, и Наубогор решил преследовать его до конца. Наубогор считался превосходным охотником, и никогда ни один козел не уходил от него. Ночной мрак поредел, и Наубогор встретил рассвет над маленькой незнакомой долиной, усеянной громадными глыбами камня. Выход из долины запирала серая отвесная стена. Человек прошел долину и исчез за огромным камнем, под самой стеной.
Сообразив, что дальше добыча от него никуда не уйдет, Наубогор неторопливо спустился в долину. И здесь он удивился необычайно. Он даже остановился, озираясь вокруг. Долина была засеяна. О, Наубогор не мог ошибиться, он очень хорошо знал, что это такое.
Это был посев мака. Это была плантация опиума. Это был тот единственный вид посева, который строжайше запрещался законами Советской страны. Никто в Шугнане и думать бы не решился посеять мак, потому что такое преступленье каралось очень сурово.
Но Наубогор отложил до времени размышленья и побежал к камню, держа в левой руке самопал, а в правой хороший афганский нож. За камнем оказалось грубо сложенное жилище. Застигнутый здесь Наубогором человек вскрикнул, забился в угол, но не решился сопротивляться.
Наубогор совсем не собирался сдерживать бешенство, но все-таки сдержал его, узнав в жалком, трясущемся в углу старике отца Шамо, Бакар-Шо. Схватив его за плечи, Наубогор долго в ярости тряс его и дергал за жидкую бороду, а тот стонал, вопил и вертелся у его ног.
К вечеру Наубогор довел измученного старика до ущелья. Здесь встретили их Марод-Али и обеспокоенные работники, проискавшие Наубогора весь день. Здесь же они обсудили все, и Марод-Али, очень разумно решив сохранить все происшествие в тайне, предложил сейчас же отправить старика в Хорог и сдать областной милиции.
Ночью, когда все селение заснуло, старика вывели из ущелья, посадили на осла и отправились в путь. Через три часа Марод-Али, его брат Лютфалли и Наубогор сдали старика удивленному начальнику хорогской милиции, которого не постеснялись даже для такого случая разбудить. Долгие объяснения и составление протокола растянулись на половину ночи.
Если б председатель сельсовета вовремя узнал это, он, наверно, отменил бы собрание поселян, назначенное им на тот самый день. Но он ничего не знал и начал пространную речь об инструкциях, полученных из исполкома, о том, что в селении надо выявить кулаков и что, учтя все признаки состояния, он обнаружил только одно байское хозяйство.