«Катись ты со своей помощью», — злобно подумал Колесников и сквозь зубы крикнул:
— Ничего, товарищ Сычов, обойдется!..
Через сорок минут они подобрались под нависшие сверху скалы, и Колесников увидел, что за ними подъем еще круче и конца ему нет.
Пересиливая себя и уже ни о чем не думая, Колесников полез дальше. Сычов участливо посоветовал ему не делать резких движений, и Колесникову стало немного легче. Однако ремень винтовки врезался в мокрое от пота плечо, а рюкзак казался почти непосильным грузом. Сычов дождался Колесникова и сам перестроил ему рюкзак так, чтоб он прилегал не ко всей спине, а только к пояснице. Между спиной и рюкзаком потянул ветерок — стало значительно легче.
Осыпь кончилась. Начались каменные нагромождения морены. Целый мир открывался внизу: ущелья с серебристыми лентами речек, вбегавшие в долины, а вокруг — ряд за рядом — цепи остроконечных гор, со снежными пиками и крутыми сверкающими скатами фирна. В том направлении, куда надо было идти, виднелся длинный ледник, из которого по краям торчали, как зубы из десен, острые черные скалы, соединенные между собой заснеженными скатами седловин.
Колесников чувствовал себя потерянным, безмерно одиноким в этом хаосе камня и льда.
Сычов поминутно глядел на компас — это была буссоль системы Шмалькальдера. Чтоб развлечь Колесникова, он несколько раз пытался объяснить ему, что такое буссоль:
— Видите, компас как компас. А только к нему приделаны вот эти штучки — две стоечки. На одной — видите? — прорезь, на другой — волосок. Эти штучки, как бы сказать, вроде прицела. Смотришь в прорезь через волосок на предмет и сразу направление определяешь… Вот и вся хитрость. А называются эти стойки диоптрами.
— Диоперами, — безучастно повторил Колесников. Он был весьма дисциплинированным военнослужащим, он знал, что товарищи на заставе спросят его, чему он научился там, в экспедиции; он старался слушать внимательно, но горы были сильнее его, голова кружилась, его даже малость поташнивало, когда он смотрел вниз, в раскрытую под ногами бездну. Кроме того, он никак не мог забыть, что географ спал, когда он уже сделал пятнадцатикилометровый переход по окаянным горным тропинкам. Единственной мыслью его было: «Только б не подкачать», а все остальное уже не умещалось в его утомленном сознании.
— Диоптыры, — повторил он. — А перевал-то будет или нет, товарищ Сычов?
— Вот теперь, — неизменно улыбался Сычов, — судя по рельефу ледникового цирка, который вон там — глядите — виднеется, я уверен, будет. Теперь уж не трудно, вон только за эти горки зайти…
«Горки… Ах ты, черт жилистый!» — думал Колесников, искоса глядя на Сычова и чувствуя к нему одновременно злобу, зависть и уважение.
Пропрыгав по камням морены еще с полкилометра, Сычов опять останавливался, садился на камень, делал зарисовки.
— А что, без этой самой буссоли карты никак нельзя сделать? — не столько из действительного интереса, сколько из желания показать свою заинтересованность, спросил на одной из таких остановок Колесников.
— Без буссоли? — живо ответил Сычов. — А как же вы ее сделаете? Ведь это же компас. Ничего не получится. — И Сычов снова вступил в длинные объяснения о том, что такое засечки, и азимуты, и широты, и меридианы… — Главная работа будет у нас на самом перевале, когда круговой горизонт со всеми его горами откроется. Потому что сейчас у нас много ошибок, главным образом в определении расстояния. А там все сразу понятно станет, правильно ориентируемся, все направления проверим. Без работы на перевале — грош цена моей карте, потому что с перевала я определюсь по тем знакомым вершинам, которых сейчас не видно.
Через два часа пути по морене Сычов и Колесников подошли к языку ледника. Грязный, засыпанный каменной трухой лед вздыбился над ними огромными, веющими холодом буграми. Только в одном месте зиял ослепительно чистыми гранями высокий ледяной грот; из него, бурля, выбивались струи прозрачнейшей, чистейшей воды. Биясь и журча, они соединялись в веселый ручей, сразу же убегавший под камни морены.
— Это исток той реки, вдоль которой мы шли с утра, — сказал Сычов, тыча острием ледоруба в ледяную поверхность грота. — Только мы сократим путь, взяв по осыпи напрямик. Вот так, товарищ Колесников, рождаются реки. Приходилось видеть?
— Не приходилось, — вдумчиво ответил Колесников. — А ведь сколько в ней воды там, внизу! У нас на заставе ребята говорили: «А откуда она берется, никто не знает…» Гадали только: «Сверху, где и чертей не носило».