Господин Кольмери старался быть предельно деликатным, а мистрис Элеонора прислушивалась к его длинной и витиеватой речи и, казалось, мысленно ее корректировала; вместе с тем она непрерывно улыбалась Саиде и Ефремову.
Саида, так же как и Ефремов, не знала, о чем говорить с этими двумя чужими ей людьми. Ефремов предложил им коктейль и заговорил о природе.
— О, да, — живо подхватил Кольмери. — Горы здесь весьма хороши, особенно по утрам, когда воздух необычайно чист и прозрачен.
— Как хрусталь! — вставила Элеонора.
— Да, как хрустальная сфера! — подтвердил ее муж. — Мы недавно совершили восхождение на одну из снеговых вершин. Нет, кажется, ничего в мире более сверкающего! Мы чувствовали себя как у престола солнца.
— Мне казалось там, — вставила Элеонора, — что, пробуждаясь в лазури, души моих предков скользят навстречу мне вдоль солнечных лучей, стремясь поделиться со мной изведанным ими блаженством!
— Мне казалось там, — вставила Элеонора, — что, у нас в Штатах, где церковь передвинула факт умирания в область необычного, чтобы извлекать из производимого им впечатления часть своего авторитета, самая смерть представляется нам гораздо более тяжелой, чем она есть в действительности. Эту действительность я впервые познал в тот час, когда смотрел на божественное сверкание той снежной вершины, на которую мы с Элеонорой поднялись!
Саида переглянулась с Ефремовым. Ефремов старался сохранить серьезность, но смех дрожал в уголках его губ.
— Скажите, — спросил Ефремов, — а вас не заинтересовала литература стран Востока, посещенных вами?
— Если вы согласитесь посетить нашу виллу, — живо откликнулась мистрис Элеонора, — я покажу вам очень ценные книги — редчайшие издания. Я коллекционирую разные издания корана и сочинения известнейших теософов. Это не менее интересно, чем коллекционировать (она кинула взгляд на своего мужа) меха пантер.
— А вы занимаетесь и этим? — спросила Саида.
— Я? О, нет! — не почувствовав иронии в тоне Саиды, ответила госпожа Кольмери. — Но охотой на пантер занимается Джемс.
— Расскажите мне о такой охоте! — обратился Ефремов к Джемсу Кольмери.
— Это было в Майсоре! — с готовностью отозвался тот. — Год назад, до переезда сюда, когда я с женой совершал турне по Индии. Первый раз это показалось мне очень страшным.
И явно довольный тем, что нашлась наконец тема, интересующая его собеседников, мистер Кольмери начал повествование о чаще джунглей, пронизанных лунным светом, о трехствольных ружьях, заряженных разрывными пулями, и револьвере, положенном возле себя; о потоке мелких тварей, копошащихся в низкорослой флоре; о напряженности ожидания, «переносящего дух через судьбы времени далеко назад, к древнейшему камню человеческих воспоминаний»; о печальных тенях, перемежающихся со светом и словно возрождающих угаснувшую эпоху, и о показавшейся внезапно странно бесцветной огромной кошке — о подвижной и гибкой линии ее спины и о великолепной кошачьей голове, обращенной к охотнику полуоткрытой пастью; о похожем на фырканье или храп звуке, раздавшемся на оттянутых назад губах пантеры — о звуке, оледенившем кровь поджидающего свою добычу человека; о прицеле, сделанном без малейшей веры в действие заряда, и о страшном ударе звериной лапы, переломившем ствол дерева, словно спичку.
Слушая этот рассказ, произносимый с интонациями таинственности, с понижениями голоса почти до шепота, глядя на мистрис Элеонору, ширящую глаза в неподдельном ужасе, Саида видела перед собой не пантеру, а самоупоенного, почти декламирующего властного господина. А Ефремову показалось, что он уже читал где-то этот рассказ. Не позаимствован ли он храбрым янки из многочисленной экзотической литературы?
Тем не менее Ефремов уже искал слова, какими должен был вежливо поблагодарить собеседника за рассказ, который, кажется, близился к окончанию. Что-нибудь вроде: «Благодарю вас, мистер Кольмери… Этот случай свидетельствует о вашем бесстрашии».