— Как видите! — широким жестом обвел Кольмери группы четырех- и пятиэтажных домов, составляющих улицу, обсаженную пальмами и уходившую вдаль. — Тут есть неплохие дома, построенные, безусловно, иностранцами!
— Продолжайте, Меимбет! — сказала Саида. — Я постараюсь вас не перебивать!
— Там, под склоном горы, наконец вижу — стройка: особняк или дворец. Двухэтажные стены уже возведены, по углам круглые башни, в центре выкладывается купол. Сразу вижу — никаких машин, на строительной площадке голые под изнуряющим солнцем рабочие… Все на себе! Сгибаются под тяжестью кирпичей, карабкаются по хлипким лесам (дом в лесах стоит) — никакой техники безопасности!.. У нас в Киргизии так при ханах строили… Смотреть, вижу, не на что! Надсмотрщики стоят с плетьми, покрикивают, чуть кто остановится передохнуть — надсмотрщик уже тут как тут, разговор короткий! Протянет плетью по голым плечам, у рабочего сразу рубец во всю спину вытянется, кровь с пылью смешана, хватит ртом воздух, промолчит, зашатается под ношей на худых ногах, переможется и лезет по сходням полубегом… Страшно смотреть. Но здесь такие картины на каждом углу, не об этом речь…
Не прерывая Меимбета, Саида вполголоса переводила его слова внимательно слушающему, склонившемуся к ней господину Кольмери. Тот чуть заметно кивал головой и обдавал Саиду дымком сигары.
— Меня заинтересовали башни. Выкладка их сводчатых перекрытий. Две башни уже закончены, третью как раз перекрывают… У нас в Киргизии теперь так не делают, в Узбекистане в наши дни стариков мастеров, к которым это умение перешло от дедов, подолгу разыскивают, но мне самому наблюдать их работу не приходилось. Здесь, смотрю, старый мастер, худой, как щепка, жилистый, ловкий, сноровистый, работает с подмастерьями… Влез я на дом, подобрался к башне, смотрю. Старик приговаривает: «Гат… гат» — работает быстро. Молодой вынимает из ведра мокрый из белой глины кирпич: старик принимает его и со словом «гат» вжимает кирпич в белый раствор кладки, подравнивает кирпич к кирпичу, промазывает кладку белой глиной; ладонью накладывает глину на шов, ладонью же обтирает ее — ведет кирпичи так, что окружность циклопической кладки быстро сокращается, наращиваясь вверх… И метод у него свой: то справа кладет кирпичи, подводя их до центра наверху, то слева — подводя к ним снизу ряд других кирпичей… Второй подмастерье подкладывает кирпичи к ведру, третий, стоя на наивыгоднейшем расстоянии, подает раствор из таза в руки мастеру… А четвертый высыпает цемент из джутовых мешков в таз. Последний — пятый — разводит в тазу раствор…
— Люблю ваше свойство, Меимбет, — улыбнулся Ефремов, — рассказывать все точно и обстоятельно… Хорошо, значит, они работали?
— Конечно, хорошо! Вы понимаете, как они это ловко, быстро, согласованно действуют! Вот где сметка!.. Вот где мудрость народная! Такого мастера озолотить надо бы, а он и подмастерья-мальчики, может быть сыновья его, истощены, ну, в чем душа держится! Залюбовался я этим мастером… Потом, думаю, посмотрю, как такая циклопическая кладка выглядит снизу… Направился к другой башне, готовой, в которой никто уже не работает. Вошел в нее сквозь узенькую, как щель, дверь и вижу: на каждую сторону света — еще более узкая щелочка окна, и у одного окна спиной ко мне стоит тип в пробковом шлеме, в белом костюме, голову просунул в окно, что-то высматривает. Услышал мои шаги, обернулся, видно, принял меня за такого же, как он, американца, но смотреть ему на меня некогда, в глазах азарт, только молвил: «Хэлло, вот интересное зрелище! Посмотрите, мистер!..»
— Он был в пробковом шлеме? В белом костюме? — вдруг перебила Элеонора. — Инженер?
— Может быть, и инженер! — отозвался Меимбет. — Вы что, его знаете?
— О Джемс, это, наверное, наш друг Кинг! — быстро сказала Элеонора.
С чуть заметным неудовольствием Кольмери взглянул на свою жену:
— Нет, это не он… Наверное не он!.. Не будем гадать, о ком нам рассказывают.
— А если он друг ваш, — в резком тоне Меимбета прозвучала угроза, — тем более слушайте!.. Я прильнул к другому окну, выходящему под склон горы, над которым высится башня. Окно — глубокое, стена башни массивная, плечи высунуться не дают… Вижу, в воздухе покачивается бамбуковый ствол, я забыл сказать вам, что леса, обводящие эту стройку, сделаны из толстых бамбуковин. Думаю, что там особенного? И вдруг вижу: обвив бамбуковину, по ней медленно продвигается длинная, пятнистая змея, а американец из своего окна, подводит к ней тоненькую, как удочку, жердь, постукивает ею по стволу, протянутому в горизонтальном направлении… Смотрю. Конца ствола мне не видно за округлостью башни. Смотрю, и сам увлекся: думаю, что он со змеею делает? Но змея почему-то не оборачивается к жерди, уползает от постукивания все дальше. На полметра подняла свою голову, шипит, раздвоенный ее язычок выгибается, мелко дрожит… В поле моего зрения только жердь, постукивающая по стволу, да эта змея, обвивающая его кольцом… Слышу, американец тихонько посвистывает, словно манит змею.