Хурам Раниев целеустремлен и настойчив, он умеет поощрить народную инициативу, политическое руководство сочетать с хозяйственным. Он может толково поговорить с любым из жителей, которые видят в нем не только разумного руководителя, но и представителя их народов, самим рождением кровно связанного с их землей.
На примере Хурама автор подчеркивает необходимость и плодотворность прочной, коренной связи с народом. Он раскрывает истоки формирования характера и мировоззрения Хурама, когда тот уже в детские годы работал как маленький мужчина: «Этому мужчине — одиннадцать от роду лет, но он вовсе не мальчик, он действительно мужчина, потому что цепки его пальцы, сильны его руки, жилисты и крепки его ноги и велика ответственность, которую возложили на него старейшины кишлака…»
«Земля молодости» густо населена. Замечателен образ Лола-Хон, женщины-таджички, на посту председателя колхоза заменившей мужа, убитого классовыми врагами. Лола-Хон организует дехкан на работу, успешно агитирует женщин, привлекает их к участию в общественной жизни.
Правду новой жизни видят и старики. Их мнение особенно убедительно, ведь они имеют возможность сравнить две эпохи. Вот почему примечателен вдохновенный монолог старого Одильбека после стихийного бедствия, уничтожившего посевы: «Мы снова засеем поля. Мы соберем хлопок. Во славу наших душ… Во славу нашей великой Советской власти, которую мы, как хлопок, сделали своими руками».
«Земля молодости» не была бы написана, если бы ее автор, подобно Хураму Раниеву, не жил с народом, не знал его обычаев уклада жизни, быта.
Знание жизни позволило автору верно уловить основные тенденции времени — политический и культурный рост народа, формирование национальных кадров, усиление помощи города деревне. Хурам Раниев приезжает на помощь селу, как и Семен Давыдов из шолоховской «Поднятой целины», и так же, как и он, оказывается подлинным героем времени.
В галерее таджикских героев Павла Лукницкого значительное место занимают образы женщин.
Еще во «Всадниках и пешеходах» изображен процесс духовного преображения восточной женщины. В рассказе «Умный камень» старая Гюль-Биби не отдала свою старшую дочь Розиа-Мо в жены аксакалу кишлака. Гюль-Биби «собрала всех женщин, и женщины учинили бунт, и во все голоса прокричали, что сейчас в их стране существует Советская власть, и хотя кишлак спрятан в горах далеко от глаз этой власти, но на аксакала все же найдется управа». И действительно, из центра приехали вооруженные таджики, буйствовавший аксакал был арестован, и председателем сельсовета стала Гюль-Биби.
В центре романа «Ниссо» (1946) — представительница малой народности, находящая путь к участию в жизни большой страны. Силы старого мира готовили ей судьбу жертвы. Но она решительно делает первый шаг из темноты прошлого.
Лукницкого как художника интересует не утверждение общих идей самих по себе. Рассказать, как идеи овладевают людьми и воплощаются в их практической деятельности, как формируются значительные характеры, — вот его задача. Придя к советским людям из края нищеты и невежества, Ниссо не понимает вначале многого в их законах, правилах, порядках и даже в быту. Но логика развития характера ведет к тому, что, поняв, на что была обречена она бесчеловечностью феодального властителя, и уйдя от него, освобожденная женщина скорее умрет, чем отступит. В решительный момент не покорность, а мужество проявляет Ниссо: «Пусть смерть, не боюсь ее…»
Подчеркивая, что Лукницкий передает не только быт, не только ландшафтное своеобразие страны, но и своеобразие населяющего ее народа, советские и зарубежные критики особо отмечали колоритность и типичность образа Ниссо, которая в тревожной обстановке живет чуткой и напряженной духовной жизнью.
Нередко встречаются беллетристические произведения, действие которых могло бы быть перенесено из одной страны в другую. В «Ниссо» уже язык автора, образная речь героев, даже характерные интонации определяют национальное содержание произведения. Колоритны дающие тон повествованию эпиграфы к главам.
Подобные поэтические заставки находят дальнейшее подкрепление в самом тексте, ибо способность автора к воплощению в героев своих произведений уподобила его здесь традиционному восточному рассказчику, близкому в речевом отношении к своим героям.