— Понятно.
Ап Сиорн предложил им сигары и спички. Ван Саравак затянулся и сердито сказал:
— Черт, почему это история изменилась именно по такой линии, что я не знаю здесь ни одного языка?
Потом лицо его просветлело.
— Но мне легко даются языки, даже без гипноза. Я попрошу, чтобы Дейрдра взялась учить меня.
— И тебя и меня, — сразу же сказал Эверард. — Но послушай, Ван…
Он быстро пересказал ему содержание разговора.
— Гм-м…
Молодой человек потер подбородок.
— Хорошего мало, а? Конечно, если только они дадут нам добраться до скуттера, мы легко ускользнем. Почему бы не сделать вид, что мы согласны помочь?
— Не такие уж они дураки, — сказал Эверард. — Они могут верить в чудеса, но не в такое неограниченное бескорыстие.
— Странно, что при подобной отсталости в области интеллектуальной им известны двигатели внутреннего сгорания.
— Нет. Это как раз вполне понятно. Почему я и спросил их о религии. Она всегда была чисто языческой: даже иудаизм — и тот исчез, а буддизм не имеет большого влияния. Как доказал еще Уайтхэд, средневековые представления об едином всемогущем боге дали толчок науке, внушив понятие о существовании законов природы. А Льюис Мэмфорд добавил, что ранние монастыри были, вероятно, первыми изобретателями часового механизма. Это было очень нужное изобретение в связи с необходимостью собираться на молитву. В здешний мир часы пришли, кажется, значительно позже.
Эверард горько улыбнулся, скрывая за улыбкой грусть.
— Странно говорить об этом. Уайтхэда и Мэмфорда никогда не было. И все-таки…
— Подожди минуточку. — Эверард повернулся к Дейрдре: — Когда был открыт Афаллон?
— Белыми? В 4827 году.
— Гм… откуда вы ведете летоисчисление?
Дейрдра уже перестала обращать внимание на их невежество.
— С сотворения мира. По крайней мере, с той даты, которую называют в этой связи ученые. 5964 года назад.
Что соответствует знаменитой дате епископа Уошера: 4004 года до нашей эры. Возможно, это простое совпадение… но все-таки в этой цивилизации был определенный семитический элемент. Легенда о сотворении мира в Книге бытия тоже вавилонского происхождения.
— А когда пар (пнеума) стал впервые использоваться в двигателях ваших машин?
— Около тысячи лет назад. Великий друид Бороихм О'Фиона…
— Неважно.
Эверард курил сигарету и что-то обдумывал. Потом он повернулся к Ван Сараваку.
— Я начинаю понимать, что произошло, — сказал он. — Галлы всегда считались не более чем варварами. Но они многому научились у финикийских торговцев, греческих колонистов и этрусков в цизальпинской Галлии. Очень энергичный, предприимчивый народ. Римляне же были флегматичны и довольно далеки от интеллектуальных интересов. В нашей истории до средних веков, когда Римская империя была сметена варварами, уровень развития техники был чрезвычайно низок. В здешней истории римляне исчезли рано. Так же как и евреи, уверен в этом. На мой взгляд, произошло следующее: при отсутствии могущественного Рима с его теорией равновесия сил сирийцы подавили маккавеев, даже у нас чуть было не случилось то же самое. Иудаизм исчез, а следовательно, так и не возникло христианство. Но как бы то ни было, когда Рим прекратил свое существование, галлы стали господствующей силой. Они начали изучать окружающий мир, построили более совершенные корабли и в девятом веке открыли Америку. Но они не настолько превосходили индейцев, чтобы те не могли догнать их в развитии и даже создать собственные империи, как сейчас Хай Бразил. В одиннадцатом веке кельты начали мастерить паровые машины. У них, наверное, был и порох, может быть, из Китая, и некоторые другие изобретения. Но все эти достижения — результат проб и ошибок, без всякой научной основы.
Ван Саравак кивнул.
— Думаю, ты прав. Но что случилось с Римом?
— Не знаю, пока еще не знаю. Но ключевой момент, который мы ищем, находится именно там.
Он повернулся к Дейрдре.
— Сейчас я, вероятно, удивлю вас, — сказал он вкрадчиво. — Мои соотечественники уже побывали в вашем мире 2500 лет назад. Вот почему я говорю по-гречески, но мне неизвестно, что у вас произошло с тех пор. Как я понял, вы занимаетесь наукой и много знаете, и мне хотелось бы услышать именно от вас историю вашего мира.
Она покраснела и опустила свои длинные темные ресницы, столь необычные у рыжеволосых.
— Буду рада помочь вам всем, чем могу. А вы, — воскликнула она с мольбой, — вы поможете нам?
— Не знаю, — с трудом проговорил Эверард. — Я бы хотел помочь, но не знаю, сможем ли мы…
— ПОТОМУ ЧТО МОЙ ДОЛГ — УНИЧТОЖИТЬ ВАС И ВЕСЬ ВАШ МИР. НАВСЕГДА.
5
Когда Эверарда проводили в его комнату, он обнаружил, что здешнее гостеприимство действительно не знает границ. Сам он был слишком усталым и подавленным, чтобы воспользоваться им… но, подумал он, засыпая, по крайней мере, рабыня, которая ждала Вана, не будет разочарована.
Вставали здесь рано. Из своего окна Эверард видел стражников, шагающих взад и вперед по берегу, но это никак не повлияло на прелесть свежего утра. Вместе с Ван Сараваком он сошел вниз к завтраку, состоявшему из бекона, яиц, тостов и крепкого кофе — о чем еще можно было мечтать! Дейрдра сообщила, что ап Сиорн уехал обратно в город на совещание: она, казалось, забыла свои огорчения и весело болтала о пустяках. Эверард узнал, что она играет в любительском драматическом театре, который иногда ставит классические греческие пьесы в оригинале, и поэтому так бегло говорит по-гречески, любит ездить верхом, охотиться, ходить под парусом, плавать…
— Как вы насчет этого? — спросила она.
— Насчет чего?
— Поплавать в море.
Дейрдра вскочила с кресла, стоявшего на лужайке, где они беседовали под багряными кронами осенних деревьев. Она совершенно непринужденно принялась скидывать с себя одежду. Эверарду показалось, что он услышал стук отвалившейся челюсти Ван Саравака.
— Пошли! — засмеялась она. — Кто нырнет последним, тот бриттисский дохляк!
Она уже плескалась в седом прибое, когда к морю дрожа подошли Эверард с Ван Сараваком. Венерианин застонал.
— Я с жаркой планеты. Мои предки были индонезийцами. Экватор. Тропические пташки.
— В твоем роду были и голландцы, — ухмыльнулся Эверард.
— У них достало ума перебраться в Индонезию.
— Ну что ж, тогда оставайся на берегу.
— Вот еще! Если может она, могу и я.
Ван Саравак попробовал воду ногой и снова застонал.
Эверард собрал все свое мужество, вспомнил все, чему его учили, и вбежал в море. Дейрдра брызнула на него водой. Он глубоко нырнул, схватился за стройную ногу и потянул ее вниз. Они дурачились в воде несколько минут, затем выскочили на берег и побежали в дом под горячий душ. Ван Саравак горестно плелся сзади.
— Танталовы муки, — жаловался он. — Самая красивая девушка в этом мире, а я не могу поговорить с нею, да она еще к тому же — наполовину белый медведь.
Растертый полотенцем и одетый рабами в местную одежду, Эверард прошел в гостиную к пылающему очагу.
— Что это за расцветка? — спросил он, указывая на свою шотландскую юбку в клетку.
Дейрдра подняла рыжую головку.
— Это цвета моего клана. Почетный гость у нас всегда считается принадлежащим к клану хозяина дома, даже если он кровный его враг. А мы не враги, Мэнслах.
Эти слова опять повергли его в дурное настроение. Он вспомнил, какая перед ним цель.
— Мне бы хотелось узнать побольше о вашей истории, — сказал он. — Я всегда интересовался этим предметом.