Воспоминания о бронзовом драконе, израненном, истекающем кровью, с искалеченными когтями хищников задними лапами и хвостом, ослепительно вспыхнули в мозгу Тай; она вспомнила, как бросилась ему на спину огромная кошка, и, прикрыв глаза, неслышно застонала от боли.
— Но он… он никогда не станет прежним, — срывающимся голосом проговорила девушка.
Лесса снова стиснула ее пальцы:
— Кто может остаться прежним после таких увечий? Но он снова будет летать. С Ф’лессаном.
Тай приподнялась на локте, заглянув в серые глаза Лессы, так похожие на глаза Ф’лессана.
— Вы ведь не станете мне лгать?
Потрясенная, она смотрела, как глаза Лессы наполняются слезами; госпожа Вейра раздраженно сморгнула их.
— Нет, зеленая всадница, я не стала бы тебе лгать. Как не стал бы лгать твой удивительный дракон. Как не стала бы лгать Рамот’а или любой другой дракон Перна. Ф’лессану и Голант’у понадобятся уход и забота, но мастер Олдайв убежден, что они достаточно сильны физически, чтобы справиться со своими ранами.
В голосе Лессы было что-то, что растравило страхи Тай. Она попробовала сесть на кровати — ей непременно нужно было увидеть Ф’лессана, — но ноги не слушались. Она словно заново пережила то жуткое бессилие, когда ей не удавалось выбраться из одеял, чтобы броситься на помощь Ф’лессану.
Ее заставили снова опуститься на подушки.
— Ты и сама ранена, и тебе сперва нужно вылечиться, а потом уже вскакивать! — Это был голос Шарры.
Что они все здесь делают? И где она находится? «Ты в Хонсю, — на этот раз с ней заговорил Рут’. — Где еще ты можешь быть?»
— А ты говорила, что она — послушная девушка, — со своей обычной суховатой насмешкой проговорила Лесса. Она взяла в ладони лицо Тай и заставила девушку смотреть ей в глаза. — Ф’лессана напоили сонным зельем; теперь он спит. Кстати, Зарант’а осталась рядом с Голант’ом: не захотела уходить. Впрочем, оно и к лучшему. Она бы не поместилась в эту комнату, а то попыталась бы последовать сюда за тобой.
— Тогда где же они? — спросила Тай. Главный зал Хонсю не вместил бы двух драконов.
— На террасе, — спокойно ответила Лесса. — Ты же знаешь, в этом сезоне дождей не бывает.
Она отвернулась, чтобы взять стакан.
— Шарра тебя приподнимет, и ты выпьешь вот это.
— Что это такое? — с подозрением спросила Тай. Она не хотела засыпать. Она хотела проверить, как там ее отважная Зарант’а, хотела увидеть Ф’лессана и Голант’а, как бы тяжело они ни были ранены.
— Скажи мне, моя милая зеленая всадница, как ты сможешь заботиться о Ф’лессане и Голант’е, если не выздоровеешь сама?
Слова «моя милая зеленая всадница» и ласковый тон, которым они были произнесены, так ошеломили Тай, что она безропотно выпила горьковатую жидкость.
— Думаю, она мне поверила, — услышала она тихий голос Лессы.
Успокоительное снадобье смягчило горло, по всему телу девушки растеклась сонливость.
— Я знала, что она поверит тебе, — ответила Шарра; и это было все, что услышала Тай, прежде чем провалиться в целительный сон…
Лесса сказала Тай правду об остальных пострадавших от нападения кошек; но не всю правду. Раны Ф’лессана и Голант’а были крайне тяжелыми, и жизни их зависели друг от друга. Опытный целитель Вейра, Визалл, совершенно откровенно описал ситуацию. Раненый глаз Голант’а, возможно, никогда больше не будет видеть — слишком много фасеток повредили кошачьи когти. Прежде целителю удавалось добиться неплохих результатов при помощи геля, которым он смазывал глаза драконов, обожженные Нитями, и теперь он использовал тот же гель — впрочем, скорее чтобы облегчить боль, чем в надежде на регенерацию тканей. Он зашил порванную связку крыла: разумеется, перепонка в конце концов большей частью регенерирует и скорее всего восстановится полностью. Возможно, после специальных упражнений частично восстановится и связка, но о «нормальном» полете говорить уже не приходилось.
В отношении Ф’лессана Олдайв и Кривеллан держались спокойнее. По жизненным показаниям, он должен был успешно оправиться от ран, хотя вырванный из ноги кусок плоти и разрыв связки грозили ему хромотой. Однако больше всего их тревожило то, что сейчас, потеряв так много крови и находясь в состоянии шока, он вряд ли был бы способен пережить смерть своего дракона.
«Как и я», — подумала Лесса, тщательно скрывавшая под маской внешнего спокойствия и собранности терзавшее ее горе.
Ф’лессану и Голант’у, по всей очевидности, должно было стать легче от сознания того, что Тай и Зарант’а, хотя и ранены, находятся вне опасности. Но прежде чем Ф’лессан потерял сознание, он, как и Тай, мог подумать, что Голант’ умирает от ран — и, если в его лихорадочном состоянии он по-прежнему так думает, это погубит его. Нужно было также уверить Голант’а, который то приходил в себя, то снова терял сознание от слабости и страшного потрясения, что его всадник ранен не смертельно. Несмотря на собственное плачевное состояние (которое, впрочем, облегчили бальзамом из холодильной травы), Зарант’а непрерывно заверяла Голант’а в том, что Ф’лессан жив, что всадник просто спит, оправляясь от ран, полученных в страшной схватке. Рамот’а уверила бронзового дракона в том же самом и была несколько обижена на то, что Голант’ больше верил зеленой Зарант’е — когда приходил в сознание настолько, чтобы вообще что-либо слышать.