Во всяком случае, сегодня уже вторник, и хотя я и привыкла к надоедливым слухам, что ходят по школе, я до сих пор злюсь, стоит мне услышать что-то подобное. Лаура Фелпс шепнула своей подружке-хаффлпаффке, что это ее заслуга в моем столь паршивом настроении. И как результат, мы с Джеймсом сегодня вечером должны будем явиться на отработку. Только она виновата в том, что ее тупую голову украшают рога: не стоило объявлять всей школе о моей беременности. И именно она была той, кто обозвал меня в коридоре «маленькой малфоевской шлюхой». Малфоевская шлюха. Наверное, это самое обидное из всех прозвищ, которыми меня когда-либо награждали. Так что совсем неудивительно, что Джеймс ее заколдовал, прежде чем это сделала я. Все, что я сделала – бросила в нее шкурку от банана.
В восемь часов мы идем в кабинет профессора Лонгботтома. Наверное, ему неприятно нас наказывать, ведь мы знаем друг друга очень хорошо, но он декан Гриффиндора и не имеет права заводить себе любимчиков. Он поручает нам проверить списки дисциплинарных нарушений за последние шестьдесят лет и удостовериться, что они в порядке. Серьезно, почему он не заставил нас наблюдать, как сохнет краска? Было бы гораздо интереснее. Мы с Джеймсом работаем в абсолютной тишине, слышно как шелестят сортируемые бумаги. Я до сих пор злюсь на Фелпс за то, что она мне сказала, и подумываю, а не выдрать ли ей волосы и затем заставить их съесть.
— Хм, Рыжая, ты в порядке? – спрашивает Джеймс, пока я засовываю бумажки в папки.
— Все просто отлично, – рычу я. – Все просто великолепно. Быть не может лучше.
— Ты кладешь отчет о задержании Генри Лоусона в папку Майкла Паттерсона, – указывает Джеймс.
— Разве похоже, что меня это волнует? – шиплю я.
Тишина.
Я продолжаю перекладывать бумаги, даже не обращая внимания на то, что делаю. Только подумать, у каждого студента за последние шестьдесят лет есть отчет о задержании, хранящийся здесь. Это же так много учащихся. Мы должны убедиться, что отчет о каждом из них лежит в соответствующей папке. Это так скучно, что мне хочется кричать.
— О каких новостях говорил Ал? – спрашиваю я через несколько минут.
Мы оба знаем, что у Ала ужасно портится характер, если его спровоцировать. В такие минуты, он становится гораздо хуже Джеймса. А в эту субботу он выглядел просто взбешенным… но не мной, а Малфоем. У меня на самом деле не было возможности поговорить с ним об этом, пока не стало слишком поздно.
— Он… – начинает Джеймс, – он среагировал вполне ожидаемо, в своем стиле.
Это просто ужасно.
— Может, мне стоит пойти и поговорить с ним? – предлагаю я.
— Не уверен, что это такая уж хорошая идея, – быстро отвечает Джеймс, – дай ему время остыть. Он все еще очень сердит… ну, ты же понимаешь, ты спала с его лучшим другом. Я имею в виду, что это довольно странно…
— И что тут странного?
— Потому что Скорпиус и Ал, как братья… Иногда, мне кажется, что он ему даже больший брат, чем я.
— Это не правда, — говорю я.
— Я не знаю… С тех пор, как он приехал в Хогвартс, он ощущал к Скорпиусу родственные чувства, ведь они оба слизеринцы. Но ты нам, как сестра, Рыжая. И всегда ею была. Ты нам гораздо ближе, чем остальные… Мне кажется, Ал просто защищает тебя. Мы оба защищаем. Поверь, если бы ты спала с моим лучшим другом, я бы драл ему задницу отсюда и до Австралии!
Я тихо смеюсь. Джеймс иногда так похож на дядю Гарри. Даже то, как он сейчас выглядит. Я не знаю, в чем это проявляется, в том, как он улыбается или еще в чем-то. Хотя люди всегда говорят, что он копия тети Джинни (за исключением волос), я же определенно вижу его сходство с отцом. Возможно, оно не такое явное, как у Гарри и Альбуса, но что-то все равно есть. Он получил дьявольское обаяние Поттеров и умение чувствовать опасность Уизли, он зануда, но его все равно все любят.
— Скорпиус еще получит свое, – говорит ободряюще Джеймс, – так же, как и все те идиоты, которые глазели на тебя в коридорах.
— Спасибо, Джей, — отвечаю я.
Мы продолжаем работать снова в тишине. Через час я начинаю всерьез подумывать, а не выпрыгнуть ли из окна кабинета, который находится на шестом этаже. Но эти мысли бродят в моей голове, ровно до тех пор, пока я не нахожу папку с пометкой «Сириус Блэк», а рядом с ней точно такую же «Джеймс Поттер». Я не могу не улыбнуться. Я открываю папку Сириуса Блэка.
Имя: Сириус Блэк
Дата: 7 сентября 1971
Курс: 1
Факультет: Гриффиндор
Наказание: вымыть кабинет Зельеварения
Назначил: профессор Слагхорн
Проверил: профессор Слагхорн
Причина задержания: мистер Блэк намеренно добавил лишний ингредиент в зелье мистера Поттера, что привело к исчезновению у мистера Поттера бровей.
Я не могу удержаться от смеха. Открыв папку Джеймса Поттера, вижу аналогичную запись.
Имя: Джеймс Поттер
Дата: 7 сентября 1971
Курс: 1
Факультет: Гриффиндор
Наказание: вымыть кабинет Зельеварения
Назначил: профессор Слагхорн
Проверил: профессор Слагхорн
Причина задержания: мистер Поттер намеренно добавил неправильный ингредиент в зелье мистера Блэка, так что мистер Блэк смог говорить только «тролль» и «абракадабра». Его знания английского языка необходимо будет восстановить.
— Ты видел это? – рассмеялась я и передала Джеймсу обе папки.
Он громко хохочет, читая наказания двух мужчин, которые пришлось им отбывать во времена учебы в Хогвартсе. Я вижу карие глаза Джеймса, светящиеся восхищением. Мы веселимся, читая отчеты о задержании Джеймса Поттера-старшего и Сириуса Блэка. Они отбывали наказание более трехсот раз за семь лет обучения в Хогвартсе. Похоже, они получали по отработке каждый месяц за нарушение комендантского часа, когда учились на старших курсах.
— Я удивляюсь, как папа вырос таким правильным, с таким-то отцом, – говорит Джеймс, постукивая по папке с делом своего деда.
— О, я бы не сказала, что он был слишком правильным, – усмехнулась я и вытащила папку с надписью «Гарри Поттер». Джеймс улыбнулся в ответ, и выхватил папку из моих рук.
— О-о, незадача! – смеется он. – Ого, он получил отработку на пятом курсе от некой персоны, именующей себя профессор Д.Д. Амбридж. Интересно, что он такого сделал, чтобы это заслужить…
Я заметила папку с пометкой «Гермиона Грейнджер». Она была совсем тоненькой, хотя я никогда и не думала, что моя мать была святой.
Мы с Джеймсом весело ищем папки со знакомыми именами. Наши тети, дяди, родители – у всех были папки, содержащие отчеты о нарушениях. Забавно, но мы не смогли найти папку, принадлежащую дяде Перси. У дяди Джорджа и его покойного брата-близнеца Фреда, толщина папок сравнима разве что с папками Сириуса Блэка и Джеймса Поттера. Даже тетя Джинни получила несколько отработок. Папка отца была примерно такого же размера, как и у дяди Гарри, но явно не дотягивала до Блэка или Поттера.
Еще через час приходит профессор Лонгботтом и говорит, что мы свободны. Я покидаю кабинет Невилла и чувствую себя намного лучше, чем в начале отработки. Такое ощущение, что он хотел мне показать, что я не единственный человек в семье, совершивший ошибку. Большая часть меня хочет вернуться и обнять его, но это было бы просто неуместно. Так что я просто не выдерживаю и даю волю слезам, как это сделали бы и вы.
— Мерлин, Рыжая, что случилось? – вскрикивает Джеймс.
— Н-н-невилл такой хороший! – рыдаю я. Джеймс скептически приподнимает бровь, удивляясь, как человек, продержавший нас около двух часов на отработке, может быть «хорошим». А я просто не могу сдерживаться… Серьезно, что со мной происходит? С тех пор, как я узнала о беременности, я плачу, как дитя. Хотя использовать слово «дитя» – немного странно. Но именно это со мной и происходит.
*
В среду я отправилась к мадам Помфри в больничное крыло. По дороге туда, пять человек уставились на меня, шесть захихикали, а один спросил: «Так это правда?», и группа слизеринок нарекла меня «шлюхой». Вот это и вправду гораздо хуже. Они могли бы мне выцарапать глаза своими мерзкими ногтями.