– Тебе так повезло, – вздыхаю я. – Ты там в безопасности и тепле, и тебе нет нужды ни о чем беспокоиться, верно? Ну, за исключением того, чтобы вновь пнуть меня, – я ощущаю легкий толчок… Может быть, он меня слышит? – Неужели ты и правда, хочешь родиться в семье Уизли, возможно самой странной из всех? Я имею в виду бабушку Молли. Она будет твоей прабабушкой… И еще у нее есть странное желание кормить людей до тех пор, пока они не лопнут. Альбус Поттер и прадед Артур полностью одержимы магглами. Дед даже оставил свои коллекционные вилки в завещании Алу. А у Джеймса мозг отшибло лет в пять. Твои дедушки и бабушки обмениваются смешными поцелуйчиками. И это учитывая, что я не упомянула дядю Перси.
– А ведь ты еще и Малфой, не стоит этого забывать. Твой дед не хочет, чтобы ты появлялся на свет, но я не думаю, что стану его слушать, – слезы катятся по моим щекам. – Ведь твой отец хочет, чтобы ты родился. И часть меня тоже этого очень хочет. Я знаю, ты внутри меня всего лишь несколько месяцев, но я так к тебе привыкла. Я даже не знаю, какого ты будешь пола, но у меня такое ощущение, что мы уже связаны, – я вновь на минуту замолкаю и чувствую еще один толчок. – Я имела в виду, что кажется начала угадывать с едой, которую ты любишь. На этой неделе это был лук-порей. Ты странный малый. Почему тебе не может нравиться карри? Я готова убить за карри, но каждый раз, когда я хоть один глазком смотрю в его сторону меня жутко начинает тошнить… А иногда и тошнит.
Я судорожно вытираю слезы.
– Как мне поступить? Как я могу родить тебя в семье, где отцы и матери ну просто закадычные «друзья»? Это не справедливо. Это ни для кого не справедливо.
*
Проснулась я в два часа ночи, уснув при этом около пяти вечера. Я по-прежнему в той же одежде, что и по приезде, поэтому встаю и переодеваюсь в свою пижаму с Пушками Педдл. Дом, Чес и Лора крепко спят, но теперь, когда я поднимаюсь, я уже не ощущаю усталости. Проворочавшись некоторое время в постели, я решила, что не стоит тратить время на бесполезные попытки уснуть, и я встаю, надеваю пару толстых носков, джемпер и отправляюсь на прогулку. Мантия-невидимка Джеймса сейчас была бы как нельзя кстати.
Я прокрадываюсь в спальню мальчиков седьмого курса, стараясь не забыть задать Малфою вопрос о том, как ему удалось пройти по лестнице в девичью спальню тогда, в день рождения Джеймса, без того, чтобы не оказаться на полу под воздействием старинного заклинания, которое действовало еще во времена бабушки Молли. Храп шести семикурсников разносится далеко за пределы комнаты. Гарри Латимер спит, уткнувшись лицом в подушку, и я даже не знаю, удается ли ему в таком положение свободно дышать. Язык Фреда свешивается, как у собаки, оставляя огромное мокрое пятно на подушке. Полог Марка задернут вокруг его кровати, а Гарри Джейкобс издает негромкое хрюканье, когда втягивает новую порцию воздуха в легкие. Да, существуют два Гарри-семикурсника. На самом деле в Хогвартсе парней с именем Гарри целых пятнадцать, а еще пять с именем Рон и три Гермионы. Их имена стали очень популярны, после того как завершилась ВМВ. (Ну, Вторая Магическая Война, а не Вторая Мировая Война). Шон Финниган глупо улыбается во сне, а одет он в пятнистую пижаму. Как мило.
Нога Джеймса выглядывает из под покрывала, одновременно демонстрируя желтые боксеры, что одеты на нем, всей спальне. М-да, не очень красиво, но как мне кажется, многие девушки захотели бы увидеть его в таком виде. Я в этом совершенно уверена. Обитатели спальни все спят мертвецким сном, и я осторожно пробираюсь к чемодану Джеймса, стоящему в изножье его кровати. Я знаю, что моя жизнь будет находиться в моих руках, когда я все же вытащу то, зачем пришла. Тут очень темно и я практически не вижу, что делаю, а палочку я оставила в своей спальне. Здесь свалены какие-то мокрые вещи, острые предметы, что-то порошкообразное, и я даже не могу представить что это, но зная Джеймса, этим порошком может оказаться что угодно. Наконец, я нащупываю в сундуке мантию-невидимку, вытаскиваю и накидываю на себя. Бросив в последний раз взгляд на фиолетово-пятнистую пижаму Шона, я выхожу из спальни.
Ночной Хогвартс – очень мирное место, ровно до тех пор, пока тебя не поймали за пределами факультетской гостиной. Тут спят призраки, просто зависнув в самых неожиданных местах, раздается храп спящих портретов и даже лестницы не меняют свое расположение: они тоже устали. И хотя я надела ботинки, бетонные полы все равно кажутся слишком холодными. Я брожу до трех часов, размышляя. За это время я не думала о важных вещах: ребенок, Скорпиус или же мои родители. Я думала о Пушках Педдл и о том, станут ли они лучшей командой в следующем году, когда к ним присоединится Йоханссон. Я вспоминала то время, когда папа взял нас с Хью на игру Пушек против Торнадо, и как мы выиграли тогда, опередив соперников на 70 очков. Тогда мне было девять. Мамы с нами не было. Она никогда не любила квиддич. Хью тоже не сильно любит квиддич, но такую игру он бы ни за что не пропустил. Потом мы вернулись домой, и папа отправился укладывать Хью, а мама решила прочитать мне сказку (хотя я и сама была в состоянии ее прочесть), и как из спальни Хью раздался страшный визг, и как они с папой выскочили в коридор.
Мы с мамой выбежали в коридор, чтобы посмотреть на причину переполоха. Я никогда до этого не видела, чтобы папа с Хью были настолько бледными. Хью рыдал, а папа и сам был на грани истерики.
— П-п-п… — заикался папа, стараясь сглотнуть.
— Что, Рон? – в панике спрашивала мама, сжимая руку отца, пока я пыталась успокоить Хью.
— Ге… Гермиона… там п-п-пау…
— Паук! – крикнул Хью, заливаясь слезами с новой силой.
Мама посмотрела на меня, я на нее, и мы обе покатились со смеху. Оказывается в нашей семье, только мы с мамой были по-настоящему храбрыми. И это было самой настоящей правдой. Хью и папа были во власти арахнофобии*, так что нам с мамой отводилась роль рыцарей в сияющих доспехах. Я скучаю по тем временам. Интересно, что папа делает сейчас, когда видит паука. Вероятно, он зовет Гарри или еще кого-то… слабак.
В конце концов, я добралась до холла, миновав остальные этажи. Я не была уверена в том, куда мне следует идти дальше, поэтому я направилась к лестнице, которая ведет к подземельям Слизерина. Их я тоже знаю прекрасно, все-таки скитания по замку приносят ощутимую выгоду. Когда я завершаю спуск, я долго иду по длинному и очень темному коридору, который едва освещается двумя или тремя факелами. В подземелье и правда жутко. Я прохожу мимо класса Зельеварения и устремляюсь в самый конец коридора, где точно знаю, висит портрет, скрывающий за собой вход в гостиную факультета Слизерин. Я знаю их пароль, ведь именно на него мы и выменяли пароль от нашей гостиной у Ала и Скорпиуса. Я скидываю мантию-невидимку и портрет мгновенно просыпается.
– Парселтанг, – произношу я.
Портрету совершенно все равно, что я не принадлежу к факультету Слизерин, и он равнодушно распахивается, пропуская меня внутрь. Я бывала в гостиной зеленого факультета и раньше. Она располагается под озером из-за чего, как мне кажется, здесь ужасно скучно и холодно. Мне всегда было уютнее в Гриффиндорской башне, но опять же, это сугубо субъективное мнение. Мои ноги, кажется, сами знают, куда им идти, поэтому я даже не останавливаюсь, чтобы осмотреть гостиную. Я направляюсь вверх по лестнице очень похожей на ту, что находится в нашей башне, пока не добираюсь до комнаты с надписью «Шестой курс». Я тихо надавливаю на дверь и осторожно ее приоткрываю.
Кровать Паркинсона стоит справа от меня самой первой, а его самого почти не видно под одеялом. Бриггс спит на стоящей рядом кровати, но он настолько мал, что я с трудом могу сказать есть он там или же нет. Ал спит с другой стороны комнаты. Спящим он становится очень похожим на Джеймса, ведь они очень похожи ровно до тех пор, пока Ал не надевает очки… и, о Мерлин, он носит точно такие же боксеры. Тетя Джинни, должно быть, купила их целую упаковку. Честно говоря, очень сложно различить спящих Поттеров. Это различие становится видным, стоит Алу открыть глаза: они у него потрясающего зеленого оттенка.