— А ты о чём? – покорно спрашиваю я.
— Мы… я полагаю… ну, твой отец и я… ты наркоманка, да?
При этих словах, мои брови удивленно приподнимаются.
О, так вот, что они имели в виду под словом «дело».
— Да с чего ты это взяла?! – возмущенно говорю я. – За кого ты меня принимаешь?
Мама и папа смотрят друг на друга. Папа, прислонившись к двери, задумчиво потирает подбородок, но выглядит он шокированным и запутавшимся.
— То есть… ты хочешь сказать нам, что ты не подсела на наркотики? – спрашивает отец.
Это чёрт знает, что такое! Лучше бы я уж действительно была наркоманкой.
По крайней мере, к этому они были готовы.
— Ну… мама… папа, — медленно говорю я. – Я… хм… беременна.
Я и не думала, что мне придётся-таки озвучить эту мысль. Лица моих родителей несколько секунд ничего не выражают. Похоже, что они затаили дыхание, и слова застряли у них в горле. Мои руки, оказывается, дрожат, а я и не сразу это заметила. Мне уже начинает казаться, что прошло не менее суток с момента моего признания, а они по-прежнему молчат.
— Скажите уже хоть что-нибудь, — спокойно говорю я, спустя несколько минут.
— Это ведь шутка, правда? — мама говорит очень тихим голосом. Я качаю головой и втягиваю воздух. Она прижимает руку к губам, будто ей плохо. Затем начинает ходить по комнате, потому что не знает, куда приткнуться.
— Я не помню, чтобы ты встречалась со Скорпиусом, — говорит мама тупо, присаживаясь рядом со мной на кровати. Я чувствую себя в опасности, ведь она находится достаточно близко, чтобы попытаться придушить меня. Очевидно, она просто не знает, как реагировать на эту новость.
— Я–я нет, — признаюсь я. – Это была случайность. Я не п-подумала.
По непонятным причинам у мамы на глазах появляются слезы, но не от гнева. По всей видимости, она ни на йоту не рассердилась. Она, кажется… боится? Я не знаю, может ли это слово охарактеризовать её состояние. Но она определенно расстроена.
— Мое бедное дитя, — шепчет она и крепко меня обнимает.
Признаю, этого я не ожидала.
Некоторое время, она не выпускает меня из объятий, и мы сидим на кровати, прижавшись друг к другу и плача. Я никогда не чувствовала такое единение с матерью, как в этот момент. Когда она, наконец, отпускает меня, её глаза выглядят красными и опухшими.
Папа вообще ничего не говорит. Он бледен как привидение и, похоже, еле стоит на ногах. Мама встает и подходит к нему, кладя руку ему на плечо, но он скидывает ее и выбегает из комнаты, даже не взглянув на меня.
— О, Боже мой, — говорит мама.
— Он же не собирается убивать Скорпиуса, правда? – опасливо спрашиваю я. Мама качает головой.
— Я не знаю. Он, наверное, просто хочет побыть один, — говорит она так, словно это самая обычная его реакция на подобные новости.
— Что, черт возьми, я сделала, чтобы заслужить такую семью?
— Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.
— Ну… хм… когда твоя тетя Джинни сообщила, что беременна, он пропадал где-то около пяти часов. А потом, когда оказалась беременной я, он был так напуган предстоящим отцовством, что отсутствовал в течение трех дней. Твой отец… Ну он, в общем-то, обычный человек. Ему просто иногда необходимо, чтобы его не беспокоили.
Серьезно, что происходит? Мои родители чем-то напоминают призраков – мама похожа на приведение, которое не против того, что дочь беременна, а отец – на приведение, которого почему-то пугает беременность.
— Все хорошо, — говорит она успокаивающе.
Но от ее слов, я начинаю плакать еще сильнее.
— Ты должна сказать Скорпиусу, — тихо проговорила она. – Он имеет право знать.
Я знаю, что она абсолютно права. Знаю, что должна признаться во всём Скорпиусу. Но дело в том, что я его совсем не знаю. Я не знаю, как он отреагирует на такие новости. Наверное, стоит с ним поговорить, пока он еще трезвый. Да, я в положении, но мне еще никогда не приходилось вести разговоры на такие темы с парнем. Я просто не смогу сейчас спуститься по лестнице и разрушить его жизнь в канун Рождества.
— Не беспокойся – разговор с отцом и Хью я беру на себя, — говорит мама.
Я с благодарностью киваю ей и надеюсь, она понимает, насколько я ей признательна. Да у неё до сих пор голова идёт кругом от такой сногсшибательной новости. И Гермиона Уизли не обладает железной выдержкой, как думают многие.
Мама поднимается, чтобы уйти. По дороге к двери она, как бы в поддержку, похлопывает меня по спине, но на лице её написано, что она еле сдерживается, чтобы меня не прибить. Всё же она выигрывает битву со своими внутренними монстрами и выходит, оставляя меня одну в комнате.
*
За весь остаток сочельника она больше не говорит мне ни слова. Я не думаю, что она до сих пор сердится на меня, но я явственно ощущаю ауру разочарования, что витает вокруг нее. Я не видела ее в таком состоянии уже очень давно, наверное, с тех пор, когда мне было пять лет. Тогда между ней и папой возникло ощутимое напряжение. Я и до сих пор не имею ни малейшего понятия, из-за чего тогда все произошло. Все, что помню – я сижу на лестнице, обнимая Хью, и слушаю, как они в бешенстве орут друг на друга. Но теперь все гораздо хуже, ведь в том, что произошло, целиком и полностью виновата лишь я одна.
На этот раз, к счастью, папа никуда не пропал, хотя мы его не видели в Норе всю оставшуюся часть дня. Я очень благодарна ему за то, что он все же вернулся домой, несмотря на шокирующую новость. Я боялась, что он накинется на Скорпиуса, и тогда бы я была просто вынуждена открыть ему правду. К счастью, папа этого не сделал. Вернувшись домой, мы увидели, что он сидит в одиночестве в гостиной, уставившись в пустоту.
— Хью, иди в свою комнату, — говорит мама.
— Ты не имеешь права указывать, что мне делать, — кричит он в ответ.
Мама смотрит на него.
— Ты хочешь поспорить? — шипит она.
Хью прекрасно знает, что на это ему совершенно нечего ответить, поэтому он со скоростью урагана влетает вверх по лестнице и громко хлопает дверью. Как бы мне хотелось поступить также.
— Рон, — ласково говорит мама.
— Извини, — отвечает отец непривычно громким голосом. – Мне просто жизненно необходимо было вырваться оттуда.
Мама согласно кивает. А я молчу и не смею даже шевельнуться.
— Как ты могла так сглупить, Рози? – спрашивает отец с ощутимой долей разочарования в голосе.
— Папа, мне очень жаль.
— Разве мы совершенно ничему тебя не научили? – говорит он и его тон все повышается. – Неужели мы были такими плохими родителями? Ты вообще слышала когда-нибудь о контрацепции?
— Я просто не подумала, — говорю я, и мой голос ощутимо дрожит.
— Но это же так очевидно! – уже кричит он. Я никогда не видела его таким злым. На меня он ещё ни разу так не сердился. У меня такое чувство, что в горле застрял как минимум мяч для гольфа. На глазах выступили слезы, но я твердо решила не плакать.
— Я…
— НЕ ГОВОРИ мне снова, что ты сожалеешь о произошедшем!
— Рон, успокойся, — говорит мама.
— Я НЕ ХОЧУ УСПОКАИВАТЬСЯ! Тебе всего шестнадцать лет, Роза! Понимаешь ли ты всю ответственность, которая связана с материнством? – рычит он.
— Рон! – кричит мама. – Тут ты ничем не можешь помочь! Что сделано, то сделано, и мы ничего не можем изменить!
— Нет, мы можем! – говорит он. – Одна возможность всё же существует.
Я понимаю, что он имеет в виду.
— И ты думаешь, что аборт все решит? – спрашиваю я спокойно, но слезы текут не переставая. – Ты думаешь, что проблема исчезнет вместе со смертью невинного ребенка?
— Это еще не ребенок, а всего лишь скопление клеток, Роза! – кричит отец.
— Это не скопление клеток! – кричу я в ответ. – Да, я не хотела залететь, но теперь я не сбегу от этой проблемы! Я беру ответственность на себя. Ты не имеешь права говорить мне, что делать, только потому, что сам боишься!
— Ты берешь на себя ответственность? – с горечью смеется он. – Да неужели? Так почему он до сих пор еще ничего не знает?
— У него, между прочим, есть имя!
— Я знаю, — сердито говорит отец. – И это имя — Малфой.