— Пошли в Больничное крыло, — приказывает он, и я следую за ним.
К счастью, к тому времени, как мы доходим до Больничного крыла, Ал приходит в себя.
— Где он? — слабо спрашивает Ал. — Я убью этого мелкого ублюдка.
— Ты никого не убьешь! — срываюсь я на крик, чувствуя, как слезы бегут по щекам. — Мы отведем тебя в Больничное крыло!
— Я в порядке, — грубо отвечает он, хотя ни черта он не в порядке. Он убирает руку с плеча Скорпиуса и выпрямляется. Его лицо полностью залито кровью, но Ал продолжает настаивать, что не хочет идти в Больничное крыло и отвечать на вопросы мадам Помфри. Поэтому нам не остается ничего другого, как отвести его в башню Гриффиндора, как мы первоначально и планировали. Там я стираю с его лица кровь: бровь у Ала разбита, глаз заплыл, на лице расплылась пара новых синяков, а губа подозрительно опухла. В этот момент я точно меняю свое мнение о Роберте Хитче — он полный псих.
Лили в ужасе застывает, когда зайдя в гостиную видит лицо старшего брата.
— Ал! Я же тебе говорила не злить Розу! — кричит она.
— Это была не я! — тут же возражаю я.
— Это был…
— Никто, — перебивает Ал Скорпиуса. — Все это неважно.
***
— Что, черт возьми, случилось с твоим кузеном*? — спрашивает меня Дженни на следующий же день. По-видимому, план Альбуса не придавать значения своим синякам провалился. Все в школе заметили. Да и как они могли не заметить? Синяки Ала со вчерашнего дня стали только еще заметнее.
Также я невольно отметила, что Дженни больше не называет Ала по имени, только так: «кузен».
— Ты говоришь о Молли? Мы всегда считали, что ее уронили в детстве вниз головой, но тетя Одри утверждает обратное, — отвечаю я.
— Ты знаешь, о ком я говорю, — хмурится Дженни. — Я не тупица. Вчера вечером Роберт вернулся в общую гостиную весь покрытый кровью.
— Может быть, он повстречался с той же дверью, что и Ал? — предполагаю я.
— Они снова подрались? — сердито выдыхает она. — Почему Ал не может оставить все в прошлом!
— А он и оставил! — отвечаю я. — Если ты не заметила, то разбитое лицо вовсе не у Роберта. Так что да, это твой Роберт. И, может быть, это уже тебе стоит оставить Ала в покое.
— Я не могу забыть то, что он сделал… — начинает она, но тут же замолкает, заметив входящего в Большой зал Альбуса, выглядящего достаточно жалким и подавленным.
— Разве тебе не кажется, что он уже достаточно за это наказан? — спрашиваю я.
Дженни ничего не отвечает, но смотрит на Ала уже гораздо добрее. На самом деле, она практически не смотрела в его сторону с тех пор, как они два месяца назад расстались. Я предлагаю Алу сесть рядом с нами, и из-за того, что Дженни его искренне жаль, она не возражает.
— Добрый день, — мрачно бормочет он и садится рядом со мной. — Почему они все продолжают смотреть на меня?
— Ты себя сегодня в зеркало видел? — спрашиваю я. Он вздыхает и принимается за свой суп. А затем заговаривает Дженни.
— Почему ты постоянно ввязываешься во все это, Ал? — начинает она. — Ты постоянно совершаешь глупости? Знаешь, эти синяки не сойдут и через пару недель! Почему ты не можешь просто все забыть? Ты всегда был упрямым ослищем, в этом твоя проблема…
— Мисс Уинтерс, следите за своим языком, — профессор Чанг останавливается прямо за спиной Дженни, и она краснеет от смущения. Ал же, наоборот, выглядит просто нереально счастливым. Впервые за долгие недели Дженни заговорила с ним, впервые обратила на него внимание.
— Поттер, кто это с вами сделал? — твердо спрашивает Чанг.
Ал переводит взгляд с Дженни на профессора Чанг.
— Никто, — отвечает он, и Чанг недоверчиво вскидывает бровь.
— Значит, это вы сами себя так разукрасили? — саркастически уточняет она.
— Э… да. Я весьма неспокойно сплю, — глупо отвечает он.
И пусть профессор Чанг не поверила ни единому слову Ала, она ничего не может сделать, чтобы опровергнуть его ложь, а поэтому возвращается к преподавательскому столу.
— Почему ты не сказал, что это Роберт? — взволнованно спрашивает Дженни.
— Не хотел, чтобы он лишился звания старосты школы перед самым выпуском? — равнодушно пожимает он плечами, а затем вылезает из-за стола.
Иногда, я им искренне восхищаюсь. И я не могу не заметить, что Дженни тоже восхищена его поступком.
— Мне пора, — говорю я. — Поболтаем позже!
Я спешу в гостиную Слизерина, где застаю Скорпиуса, играющего в шахматы с семикурсником, имени которого я не помню. Я огибаю парня и взволновано говорю Скорпиусу:
— Наш план работает! — восклицаю я.
— Какой план? — спрашивает он, не сводя глаз с шахматных фигур.
— План по воссоединению Ала и Дженни!
— Но… — он выглядит несколько смущенным, — у нас же не было плана по их воссоединению.
— Ну, значит, наш «непридуманный» план работает! Дженни с ним уже разговаривает!
— Она бросила своего старосту-гея?
— Ну… пока еще нет, — говорю я, — но теперь это только вопрос времени! Она выглядела очень злой, когда узнала, что он избил Ала…
— Еще бы — узнать, что встречаешься с психом.
— Я тебе отвечаю, пройдет около пяти лет, и они точно поженятся! — плачу я от счастья.
— Думаю, ты все же слишком торопишь события…
***
— Рыжая!
Джеймс подходит и плюхается на диван рядом со мной, выглядя так, словно он разом получил все рождественские подарки на годы вперед.
— Я так рад, что твои родители все же переспали много лет назад! — восклицает он, и все, кто находится в гостиной Гриффиндора, смотрят на него.
Из целого моря глупостей, которые Джеймс выдал за годы своего существования, эта, по-моему, самая тревожная. Почему ему не хватает мозгов сказать, что-нибудь вроде «Я так рад, что ты родилась»? Понимаете, именно из-за этого иногда мне кажется, что Джеймс не совсем психически здоров. И почему Гарри с Джинни ко мне не прислушиваются? Их сыну явно нужна помощь.
— То есть не так, — идет он на попятную. — Я просто хотел тебе сказать, что твой брат — величайший вратарь!
Окей, вот как раз тот аргумент, о котором я говорила.
— Мой брат? Мой брат?! А как насчет меня? Разве я не была хорошим вратарем? Или это проявление шовинизма, что, мол, только мальчики могут быть хорошими вратарями! — шиплю я.
— Р-рыжая, ты же знаешь, я всегда считал, что ты удивительный вратарь, — нервно произносит он и быстро отходит от меня, — просто я имел в виду, что он самый великий с тех пор, как ты…
— Ты имел в виду вовсе не это, Джеймс!
— Лили сказала, чтобы я с тобой не спорил! — кричит он и взбегает вверх по лестнице, прежде чем язык доведет его до беды.
Толчок.
Этот ребенок и правда выбирает особо удачные моменты, чтобы попинать меня. Обычно это случается, когда я спускаюсь по лестнице. Я знаю, что это прекрасно, когда ребенок пинается, но на самом деле через некоторое время это становится весьма болезненным. И еще, вряд ли в матке может быть столько свободного места, чтобы он мог свободно размахивать своими пятками.
Внезапно меня захлестывает желание расплакаться, и я, вместо того, чтобы обуздать себя, позорно реву. В углу первогодка, выполняющая домашнее задание, смотрит на меня так, словно я рехнулась. Она собирает свои книги в охапку и отсаживается в самый дальний от меня угол, чтобы без помех в виде моих всхлипов доделать уроки. Мальчишка-пятикурсник притворяется, что не смотрит на меня, он даже поднял повыше газету, но вот я отчетливо вижу его глаза над нею. Несмотря на то, что прошло уже пять месяцев с тех пор, как все узнали о моей беременности, они все еще не могут прямо на меня смотреть. Решив, что больше не выдержу их взглядов, я поднимаюсь наверх с острым желанием завалиться спать.
Лаура сидит на кровати и красит ногти, она приветливо кивает мне.
— Что случилось? — спрашивает она, не отрывая глаз от ногтей.
— Почему люди продолжают глазеть на меня? — скулю я. — Нет, я понимаю, почему они это делают, но я была уверена, что за столько времени они должны были уже угомониться! Я ведь не первая студентка, которая забеременела в стенах Хогвартса.