Выбрать главу

Трудно определить, кто победил, потому что все взволнованно переговариваются друг с другом. И я предполагаю, что они либо с Хаффлпаффа, либо с Рейвенкло, потому что никто не выглядит ни слишком счастливым, ни слишком угрюмым. Дженни хватает первого попавшегося студента, проходящего мимо (довольно коренастого толстого мальчишку) и требовательно спрашивает, кто же выиграл.

— Разве тебя там не было? — спрашивает мальчишка, и его голос отчетливо дрожит.

— Стала бы она спрашивать, если бы была, Генри? — рявкает Рокси. — Кто выиграл этот чертов матч?

— Г-гриффиндор!

Я бы присоединилась к воплям Рокси и Лили, только боюсь, что снова начнутся ложные схватки. Кто знает, могут ли они от этого начаться? Вместо этого я просто широко улыбаюсь и чувствую облегчение от того, что Джеймс таки не станет убивать моего младшего брата. А вот Дженни выглядит немного разочарованной.

— Д-думаю, слизеринцы, наверное, очень расстроились, — печально говорит она. Лили бросает на нее недоверчивый взгляд. — Ч-что? — запинается Дженни. — Я просто имею в виду… никто ведь не любит проигрывать… Роза, тебе не жаль, что Скорпиус проиграл?

— Нет, — с издевкой отвечаю я. — Где он, чтобы я могла вволю позлорадствовать?

Когда сотни учеников возвращаются в замок, мы укрываемся в гриффиндорской башне, которая абсолютно пуста, если не считать Лауру, играющую в волшебные шахматы с домовиком. Домовик в панике исчезает, стоит нам появиться на пороге, как будто мы тут же попытаемся выдать ему одежду. Они такие странные маленькие создания. И вовсе не понимаю, почему мама в свое время столько с ними возилась.

— Я выигрывала, — хмурится Лаура, — и вообще, домовик должен был мне шесть галлеонов, если я выиграю.

— Ты что, собиралась взять у домовика золото? — спрашивает Дженни. — Это же ужасно! Недельная зарплата бедного домовика! — Лаура смотрит на нее, и удивленно приподнимает бровь. Я тоже хочу удивленно вскинуть бровь, но не могу. И дело вовсе не в том, что я хочу удивиться такому поведению Дженни, а в том, что мне просто хочется так сделать. Наверное, сейчас я выгляжу достаточно странно, потому что Рокси смотрит на меня очень удивленным взглядом.

— Послушай, Джули, святая простота. Если бы выиграл он, я бы отдала ему шесть галлеонов.

— Вообще-то, я Дженни, — хмурится она. — И почему тебя не было на матче?

Ох, зачем же ты так, Дженни? Зачем ты задаешь эти вопросы? Почему мы должны вновь копаться в прошлом?

— Мне запрещено появляться на квиддичных матчах, помнишь? — произносит Лаура с горькой улыбкой.

— Ах, да, что-то я такое припоминаю, — отзывается Дженни, — и, похоже, ты это заслужила.

Просто продолжай в том же духе, Джен. Яма еще недостаточно глубока. К счастью, Лаура просто окидывает ее бешеным взглядом, но ничего не отвечает, потому что Джеймс входит в общую гостиную, размахивая ало-золотым флагом и вопя. Лаура закатывает глаза и отправляется в спальню, не желая находиться в одном помещении с парнем, который прилюдно разбил ей сердце.

— МЫ ВЫИГРАЛИ! — кричит Джеймс так, словно мы могли не догадаться. — Вы должны были видеть Ала, такое ощущение, что он сейчас расплачется! МЫ ВЫИГРАЛИ! МЫ ВЫИГРАЛИ!

Хотела бы я увидеть это. Я всегда любила хорошие квиддичные матчи и никогда до этого не пропускала финальную игру. Полагаю, это просто еще одно изменение в моей привычной жизни — теперь у меня нет времени на квиддич.

— Поймал снитч, прежде чем Скорп даже успел заметить его! Рыжая, надеюсь, ваш ребенок унаследует талант своего дяди! — усмехается Джеймс, тыча пальцем себе в грудь.

— Э… Джеймс? Ты же отдаешь себе отчет, что не будешь дядей ребенка? — уточняет Лили.

Джеймс безучастно смотрит на нее.

— Да… ступил, Лили, — Лили вскидывает бровь и смотрит на меня. — В любом случае, вечеринка начинается в восемь — кто не пришел, тот полный лузер!

Как будто нам и так не хватает вечеринок в общей гостиной, Джеймс постоянно организовывает вечеринки каждый год, как Гриффиндор выигрывает Кубок по квиддичу. Это будет даже круче, чем вечеринка в честь его дня рождения, правда, надеюсь, результат будет не настолько для меня печальным. По крайней мере, я не напьюсь.

Я решаю потратить день на то, чтобы доделать домашку, но мне очень сложно сконцентрироваться, потому что каждый раз, как он пинает меня, я боюсь, что схватки снова начнутся. Кроме того, у меня едва ли хватает времени на себя, потому что Лили, Рокси и Дженни продолжают виться вокруг, проверяя, все ли со мной в порядке. Я ценю их поддержку, но все же, может же девушка побыть в одиночестве, когда ей надо написать двухфутовое эссе на тему Амортенции. Когда эссе уже готово наполовину, Лили врывается в спальню, где расположилась я, понадеявшись, что меня никто не потревожит.

— Скорпиус тебя ищет! — задыхается она. — И он очень взволнован!

— Почему он взволнован? — хмурюсь я.

— Ну… — начинает она и пристально изучает пол, — возможно, я проговорилась… о том, что во время мачта у тебя были схватки…

— Лили!

Если бы я могла, задушила бы ее прямо на месте. Для девушки, которая всех предупреждала, чтобы меня не смели провоцировать, она ведет себя уж очень лицемерно. Я спускаюсь в общую гостиную, которая уже украшена ало-золотыми знаменами, и вижу Скорпиуса, с тревогой смотрящего на лестницу.

— Что случилось? С тобой все в порядке? Лили сказала, что у тебя были схватки…

— Ложные схватки, — хмурюсь я. — Я в норме, это просто схватки Брекстона Хикса. Похоже, это довольно типичный случай.

— Ты уверена? — не отступается он. — Почему ты не сказала мне?

Я смотрю на него, удивляясь, как настолько гениальный ум может так тупить.

— У вас был в разгаре квиддичный матч, что я должна была сделать? Поднять транспарант «Скорпиус, наш ребенок просится наружу»?

— Нет… но у тебя был целый день, чтобы сказать мне, — твердо говорит он. — Ты постоянно держишь меня на отшибе!

— Давай только не сейчас, — устало вздыхаю я. — Я не видела смысла говорить тебе об этом, это ведь были не настоящие схватки.

— Ты не видела смысла? — издевательски тянет Скорпиус. — Господи, Роза, я изо всех сил стараюсь не упускать тебя из виду, а ты так просто…

— И что? — сердито спрашиваю я.

— Настолько чертовски осторожна все это время! — кричит он. — Все, что я делаю, ты понимаешь неправильно! Я просто не могу переубедить тебя!

— Убери пафос, — шиплю я, потому что люди начинают обращать на нас внимание, — не могу поверить, что ты такой ребенок.

— Я не ребенок. Не могу поверить, что ты даже не думала мне говорить…

— Не начинай, Скорпиус! — предупреждаю я. — Не я единственная, кто что-то скрывает! — он выглядит сбитым с толку, словно даже не догадывается, о чем я говорю. — Я знаю, что ты взял деньги у отца.

— И с чего ты, черт возьми, так решила?

— Я знаю, что ты хочешь помочь! Все эти дни тебя словно заело! Я же сказала, что могу со всем справиться в одиночку!

— Ладно, — тихо говорит он, — делай все сама.

И, бросив на меня последний грустный взгляд, он поворачивается и выходит из комнаты.

Что, черт возьми, сейчас только что было? Скорпиус просто ушел? От меня, его беременной девушки? Я стою на том же самом месте не меньше пяти минут, пялясь туда, где он только что был. Чувствую, как Лили берет меня за руку, но я даже не заметила ее прихода. Такое ощущение, что кто-то запустил в меня Петрификусом, потому что я совершенно не способна сделать ни шагу.

— Роза? — тихо произносит Лили мое имя. — Давай же, пошли наверх.

Я чувствую, что все смотрят на меня, но мне все равно. Лили легко сжимает мою руку, и я позволяю ей увлечь меня в спальню. Она садится рядом со мной на кровать и терпеливо ждет, когда же я что-нибудь скажу. Но я совсем не знаю, что сказать.

— Все хорошо? — спрашивает Лили через несколько минут. — Уверена, он вовсе не это имел в виду. Он просто рассердился и перепугался из-за того, что случилось…

— Лили, могу я немного побыть в одиночестве, пожалуйста? — спрашиваю я. Она кивает, гладит меня по плечу и уходит. Я говорю себя, что не стану расстраиваться по этому поводу. Знаю, что точно не буду плакать, потому что я вовсе не расстроенная, я — в бешенстве. Я хочу кого-нибудь ударить. Хочу орать. Хочу бросить профессора Флитвика через все квиддичное поле. Но вместо этого я просто дышу. Вдыхаю и выдыхаю в течении нескольких минут. Я насчитываю не менее миллиона раз. Потому что я больше не могу злиться, если не хочу навредить ребенку.