— Добрый день, — сказал я с улыбкой, надеясь, что, если буду достаточно весел, проблема, в чем бы она ни заключалась, исчезнет сама по себе.
— Саманта Альдовар, — сказала моя сестра, глядя сквозь меня, и ко мне вернулись все страхи прошедшей ночи. Я понял: Саманта все рассказала и Дебора приехала арестовать меня. Моя антипатия к девушке усилилась: она не могла даже немного подождать, чтобы дать мне прийти в себя и придумать какой-нибудь выход. Такое впечатление, будто в ее язык вмонтировали спусковой механизм и он начал болтать, едва Саманта вдохнула воздух свободы. Естественно, она принялась нести чушь еще до того, как за ней закрылась дверь ее дома, и теперь со мной все было кончено. Я был готов, уничтожен совершенно, обесчещен. Я тут же почувствовал вкус горечи, и меня охватила паника. Как жаль, что девичья скромность больше не в цене.
Тем не менее сделанного не воротишь, и Декстеру не осталось ничего, кроме как играть по правилам. Я набрал в грудь побольше воздуха и, приготовившись взглянуть фактам в лицо, сказал:
— Это была не моя вина.
Произнеся это, я принялся собираться с расползавшимися мыслями и готовиться к первому раунду Защиты Декстера.
Но Дебора только моргнула и недоуменно нахмурилась.
— Какого черта ты имеешь в виду, — поинтересовалась она, — в чем ты не виноват? Разве об этом кто-то… Да как это вообще может быть твоей виной?
В очередной раз я почувствовал себя так, будто всем вокруг заблаговременно выдали текст роли, а я вынужден импровизировать.
— Я хотел сказать… Не важно, — произнес я в надежде получить хотя бы намек на то, какой должна быть моя реплика.
— Твою мать, Господи, Деке, почему ты думаешь, что речь всегда идет о тебе?
Вероятно, я мог бы ответить «поскольку я тем или иным образом всегда оказываюсь в гуще событий, и обычно не по своей воле, а потому что ты меня туда запихиваешь», но здравый смысл победил.
— Извини, Деб, — сказал я. — Что случилось?
Она несколько секунд просто смотрела на меня, а затем покачала головой и тяжело опустилась в кресло.
— Саманта Альдовар, — повторила она. — Она опять пропала.
Я много лет тренировался, пропуская на свое лицо только те выражения, которые считал нужными. В этот раз я особенно хорошо понял всю пользу этих тренировок, поскольку мне хотелось кричать и петь от радости. Но я этого не сделал, более того, скрыл свое желание под маской шока и обеспокоенности, и это было, несомненно, одним из самых потрясающих образцов актерского мастерства последнего десятилетия.
— Не может быть, — сказал я, на самом деле думая: «Я очень надеюсь, что не только может, но так и есть».
— Она не пошла в школу сегодня, — сказала Дебора, — осталась дома, чтобы прийти в себя. Ей действительно пришлось многое пережить. — Моей сестре, по всей видимости, не приходило в голову, что мне пришлось вынести еще больше, но никто не совершенен. — В общем, около двух ее мать вышла в магазин. Недавно она вернулась и обнаружила, что Саманты нет. — Дебора покачала головой. — Она оставила записку: «Не ищите меня, я не вернусь». Она сбежала, Деке. Она просто взяла и сбежала.
Мне сильно полегчало от этой новости, и я сумел даже справиться с желанием напомнить: «Я же говорил тебе». В конце концов, Деб отказалась верить мне, когда я сказал, что Саманта пошла в логово людоедов по своей воле, более того, с радостью. Ну а поскольку это правда, совершенно очевидно, она попробует сбежать при первой же возможности. Не могу назвать эту мысль слишком благородной, но я искренне надеялся, что она хорошо спряталась.
Дебора тяжело вздохнула и снова покачала головой.
— Я никогда не слышала, чтобы «стокгольмский синдром» доходил до того, что жертва убегала обратно к тем, кто ее похитил.
— Деб, — сказал я, и на этот раз ничего не мог с собой поделать, — я говорил тебе. Это не «стокгольмский синдром», она действительно хочет быть съеденной. Это ее мечта.
— Чушь, — сердито произнесла Дебора, — никто не может такого желать.
— Тогда почему она сбежала? — спросил я, и она смогла только покачать головой и опустить взгляд.
— Я не знаю, — ответила Деб. Она уставилась на свои руки, сложенные на коленях, будто ответ мог быть написан на костяшках, а потом неожиданно выпрямилась. — Это не имеет значения, — продолжила она, — важно определить, куда она пошла. — Дебора посмотрела на меня. — Как думаешь, куда она могла пойти, Деке?