Я не мог. Все стало новым сейчас.
Я приведу их к свету, покажу им Путь Добра, и они вырастут порядочными людьми, или, во всяком случае, их подобием. Люди меняются, разве я сам не менялся прямо на глазах? Я уже обзавелся эмоциями и настоящей улыбкой, так что все возможно.
Итак, на волне настоящей человеческой уверенности в том, будто весь мир скоро будет усыпан цветами, я поехал за детьми. Их дополнительные занятия проходили в парке недалеко от нашего дома. На дорогах наступил час пик во всей своей смертоубийственной красе, и я внезапно понял, что заставляло водителей Майами вести себя так. Не злоба, как я полагал раньше, а нетерпение. Каждого из них дома ждал кто-то, кого они не видели весь долгий и унылый рабочий день. Естественно, им не нравилось, когда другой водитель задерживал их. У каждого из них дома была своя Лили-Энн, и, понятно, им не терпелось ее увидеть.
У меня закружилась голова от этой мысли. Впервые я почувствовал свое родство с этими людьми. Мы были вместе, целый океан человеческих существ, соединенных общей целью. Я обнаружил, что напеваю приятную мелодию и понимающе киваю головой, прощая проносившимся мимо меня водителям их поднятые средние пальцы.
Я добрался до парка, опоздав всего на несколько минут, и молодая женщина, в нетерпении стоявшая у двери, улыбнулась с облегчением, передавая мне Коди и Эстор.
— Мистер… эмм… Морган? — спросила она, роясь в сумочке. — Как поживает… эмм…
— С Лили-Энн все прекрасно, — ответил я, — очень скоро она будет на ваших уроках рисования пальцами.
— А миссис… эмм… Морган?
— Она отдыхает, — что, видимо, было правильным клише. поскольку она кивнула, опять улыбнулась и вставила ключ в замочную скважину.
— Ну хорошо, ребята, — сказала она, — до завтра. Пока! — И торопливо пошла к своей машине, припаркованной в противоположном конце стоянки.
— Хочу есть, — заявила Эстор, когда мы подошли к машине, — когда обед?
— Пицца, — произнес Коди.
— Сначала мы поедем в больницу, — возразил я, — чтобы вы могли познакомиться со своей новой сестренкой.
Эстор взглянула на Коди, Коди — на нее, и они оба посмотрели на меня.
— Младенец, — пробормотал Коди, качая головой. Он никогда не говорил больше двух-трех слов сразу, но мог ими выразить все, что угодно.
— Мы хотим сначала поесть, — возразила Эстор.
— Лили-Энн ждет вас. И ваша мама тоже. Садитесь в машину.
— Но мы голодные, — не успокаивалась Эстор.
— Вы не думаете, что знакомство с сестрой важнее? — поинтересовался я.
— Нет, — ответил Коди.
— Младенец никуда не уйдет, он вообще ничего не делает, кроме как лежит и, может быть, пачкает пеленки, — сказала Эстор. — А мы просидели здесь несколько часов и проголодались.
— Вы можете съесть шоколадку в больнице.
— Шоколадку?! — возмутилась Эстор так, будто я предложил ей падаль недельной давности.
— Мы хотим пиццу, — сказал Коди.
Я вздохнул. По всей видимости, розовые очки не заразны.
— Просто сядьте в машину, — попросил я.
Переглянувшись и мрачно посмотрев на меня, они это сделали.
По идее путь обратно должен быть таким же, как и дорога туда, но мне показалось, что он вдвое длиннее, поскольку Коди и Эстор всю дорогу хранили угрюмое молчание. Кроме тех моментов, когда мы проезжали мимо пиццерий. Тогда Эстор кричала: «Вон “У Папы Джона”», — или Коди спокойно произносил: «Домино». Я всю жизнь ездил по этим улицам, но никогда раньше не замечал, какой неотъемлемой частью цивилизации Майами стала пицца. Город был буквально завален ею.
Более слабый человек, конечно, не выдержал бы и притормозил у какого-нибудь из заведений, тем более что запах горячей пиццы каким-то образом проник в машину, несмотря на включенный кондиционер, а я ведь тоже не ел уже несколько часов. Мой рот начал наполняться слюной, и каждый раз, когда кто-нибудь из детей произносил «Пицца Хат», я испытывал огромное искушение остановиться и наброситься на большую пиццу со всеми начинками. Но Лили-Энн ждала, и я не был тряпкой. Сжав зубы, я ехал по узкому и прямому шоссе Дикси. Вскоре я снова оказался на парковке больницы и попытался заставить двух упирающихся детей войти в здание.
Весь путь через парковку они преодолели, едва волоча ноги. Один раз Коди даже остановился и начал оглядываться, будто его кто-то окликнул, и с большой неохотой согласился двигаться дальше, хотя до тротуара мы еще не дошли.
— Коди, — сказал я, — пойдем. Ты попадешь под машину.
Он проигнорировал мое замечание, разыскивая глазами что-то среди машин, и остановил взгляд на одной из них, припаркованной примерно в пятидесяти футах.