Я свернул на I-95 и поехал в направлении Джексоновской больницы. Можно было и не ехать так далеко, но если ты полицейский в Майами, то рассчитываешь на Джексоновскую больницу и ее лучшее в стране травматологическое отделение. И раз Чатски заверил меня, будто визит окажется всего лишь профилактикой, я хотел, чтобы она была осуществлена специалистами.
Итак, я ехал на юг с максимальной скоростью, на какую осмелился. Первые минут десять все было тихо, но у поворота на скоростное шоссе Долфин я услышал первые сирены, потом еще, и достаточное количество машин с мигалками, чтобы отразить вторжение пришельцев, пронеслось мимо меня. За ними следовали машины со спутниковыми тарелками и символикой местных новостных служб на бортах. Вероятно, они тоже направлялись в «Пиратский берег». Через некоторое время после того, как шум стих вдалеке, я услышал шорох на заднем сиденье. Дебора выругалась. Не сказать, чтобы это меня сильно удивило.
— С тобой все в порядке, Дебора, — прокомментировал я ее возвращение, вытягивая шею, чтобы заглянуть в зеркало заднего вида. Она лежала, сложив руки на груди, и на ее лице застыло выражение паники.
— Мы едем в Джексон, но просто на всякий случай. Беспокоиться не о чем, ты в порядке.
— Саманта Альдовар? — спросила она.
— Ну, — ответил я, — ей не повезло.
Я опять заглянул в зеркало. Деб закрыла глаза и потерла живот.
— Где Чатски?
— Как тебе сказать, — промямлил я, — честно говоря, не знаю. Я хочу сказать, с ним все в порядке. То есть он не ранен. Велел передать тебе, что любит, и уехал, но…
Большой грузовик подрезал меня, несмотря на то что я ехал по полосе, не предназначенной для грузовых машин, и мне пришлось уходить в сторону и тормозить. Когда я опять заглянул в зеркало, ее глаза были все еще закрыты.
— Он ушел, — сказала она, — он решил, что подвел меня, и сделал благородный жест, бросив тогда, когда он мне особенно нужен.
Сама мысль, будто Чатски может быть хоть кому-то нужен, не говоря уж о том, что «особенно», казалась мне маловероятной, но я подыграл сестре.
— Сестренка, с тобой все будет в порядке, — сказал я, пытаясь подобрать правильные слова. — Тебя посмотрят в Джексоне, но я уверен: волноваться не о чем и уже завтра ты появишься на работе, а дальше — как обычно, и…
— Я беременна, — оборвала она меня.
Я не нашелся с ответом.
Эпилог
Чатски действительно ушел. Дебора оказалась права. Через несколько недель стало ясно, что он не вернется, и разыскать его она не смогла. Она пыталась, разумеется, со всем усердием очень упрямой женщины и, по совместительству, очень хорошего полицейского. Но Чатски провел жизнь в секретных операциях, и плавал так глубоко, что сети Деборы не могли его достать. Мы даже засомневались, была ли Чатски его настоящей фамилией; возможно, он уже и сам не знал. В общем, он исчез так, будто его никогда и не существовало.
Дебора оказалась права и насчет всего остального. Скоро все заметили, что брюки стали ей тесноваты, а обычные простые рубашки сменились свободными предметами одежды ярких расцветок, которые обычно она не надела бы даже для того, чтобы посетить вытрезвитель. Дебора была беременна и намеревалась рожать вне зависимости от наличия Чатски рядом.
Сначала я беспокоился, что ее статус незамужней матери повлияет на положение на работе: копы обычно довольно консервативны, — но, вероятно, я отстал от времени. Согласно новой редакции Семейных Ценностей, забеременеть без мужа не считалось чем-то плохим, если не делать аборт, и репутация Деборы даже улучшалась по мере роста ее живота.
Предположительно, беременный детектив способен вызвать достаточно сочувствия и убедить кого угодно в виновности подозреваемого, — но на слушании по вопросу о залоге адвокаты сумели сыграть на том, что Джо недавно потерял жену: мачеха Бобби, которая воспитала его и так много для него значила, трагически покинула сей мир. Они невероятным образом забыли упомянуть о занятии, которому она предавалась в момент гибели: пытки и убийство нескольких ни в чем не повинных людей — к примеру, единственного и неповторимого Декстера. Судья назначил залог в пятьсот тысяч долларов, что было мелочью для семьи Акоста, и Бобби радостно выбежал из зала суда прямо в объятия любящего отца, как мы и предсказывали.
Дебора пережила это легче, чем я ожидал. Она выругалась пару раз, но, в конце концов, это Дебора, и в общем-то она не сказала ничего страшнее, чем: