— Возможно, у них какой-то общий секрет? — предположил я, ненавязчиво поглядывая на часы, говорившие мне, что уже почти пора идти домой.
— Готова поклясться, это так, — сказала Деб. — И готова поклясться, когда мы выясним это, то поймем, где они.
— По-моему, никто здесь не догадывается ни о чем, — произнес я, пытаясь в это время придумать изящный способ отхода.
— Какого черта с тобой происходит? — резко спросила Дебора.
— То есть?
— Ты вертишься так, будто тебе надо в сортир.
— О… эмм… Честно говоря, — начал я, — мне пора идти, я должен забрать Коди и Эстор до шести.
Моя сестра уставилась на меня и долго не отрывала взгляда.
— В жизни бы не поверила, — выдала она наконец.
— Во что?
— Что у тебя будут жена, дети, ты станешь семейным человеком, с этим твоим…
Под «этим моим» она подразумевала мою темную сторону, мое прошлое как Декстера-Мстителя, одинокого воина в лунном свете. Ей пришлось столкнуться с моим альтер эго, и постепенно она смирилась с его существованием. Как раз в тот момент, когда я решил покончить с ним.
— Ну… Не думаю, что я бы сам в это поверил, но… — Я пожал плечами. — Так вышло: у меня есть семья.
— Ага, — сказала она и отвернулась, — и притом раньше, чем у меня.
Я наблюдал, как она возвращает своему лицу привычное сердитое выражение. Это заняло некоторое время, в течение которого она выглядела чудовищно беззащитной.
— Ты любишь ее? — неожиданно спросила она, резко поворачиваясь ко мне. Я моргнул от неожиданности. Дебора никогда раньше не задавала таких прямых и личных вопросов — в том числе поэтому мы так хорошо ладили. — Ты любишь Риту? — повторила она, не оставляя мне пространства для маневра.
— Я… Я не знаю, — осторожно ответил я, — я… эмм… привык к ней.
Дебора пристально посмотрела на меня и покачала головой.
— Привык к ней… Как будто она удобное кресло или что-то в этом роде.
— Не такое уж удобное, — заметил я, пытаясь внести немного юмора в разговор, принявший очень неприятное направление.
— Ты вообще чувствуешь любовь? — требовательно спросила Дебора. — Я имею в виду, ты способен на это?
Я подумал о Лили-Энн.
— Да, — ответил я, — думаю, что да.
Дебора несколько секунд, показавшихся мне невероятно долгими, изучала мое лицо. Но смотреть там было особо не на что, и она повернулась к окну в старой деревянной раме и уставилась на залив.
— Вот черт, — выругалась она, — езжай домой. Забирай детей и отправляйся к своей женушке-креслу.
Я не чувствовал себя человеком достаточно долго, но даже мне стало ясно, что не все в порядке в Королевстве Деборы, и я не мог расстаться с ней на этой ноте.
— Деб, что случилось? — спросил я.
Мышцы на ее шее напряглись, но она продолжала смотреть на воду вдалеке.
— Вся эта семейная хрень, — ответила она, — эти две девицы со своими чертовыми семьями. И твоя семья с чертовым тобой. Это всегда оказывается не так, как должно быть, это всегда неправильно, но у всех это есть. Кроме меня. — Она вздохнула и покачала головой. — А я действительно этого хочу — Она резко повернулась ко мне со злым выражением лица. — И никаких идиотских шуточек по поводу моих биологических часов. Ясно?
Вообще-то я умею, когда надо, быть действительно честным, к тому же поведение Деборы слишком поразило меня, чтобы я оказался способен шутить, не важно — по поводу биологических часов или чего-то другого. Тем не менее надо было что-то сказать. Я попытался подобрать подходящее, но не смог придумать ничего лучше, чем спросить ее о Кайле Чатски — мужчине, с которым она жила уже несколько лет. Когда-то я видел такой поворот по телевизору. Мне нравилось изучать сериалы для того, чтобы знать, как принято поступать в той или иной ситуации, и этот вариант казался мне подходящим.
— С Кайлом все в порядке? — спросил я.
Дебора фыркнула, но выражение ее лица смягчилось.
— Чертов Чатски. Он считает себя слишком старым, слишком потрепанным и бесполезным для такой симпатичной молодой штучки, как я. Постоянно говорит, будто я могу найти себе кого-нибудь получше. А если я отвечаю, что, может быть, мне и не надо никого лучше, он только качает головой с печальным видом.
Было очень интересно заглянуть в жизнь другого, кто был человеком значительно дольше, чем я, но у меня закончились идеи для конструктивной беседы и часы на моем запястье — не биологические — заставляли торопиться. В отчаянной попытке подобрать нужные слова, которые выражали бы сочувствие и в то же время говорили о моей потребности немедленно уйти, я смог сказать только: