— Декстер, ей-богу, — повернулся ко мне Брайан, — ты бы смотрел, куда наступаешь.
Мы дошли до главных ворот без происшествий, и это было неплохо. Потому что рано или поздно наше везение могло закончиться и нам встретилась бы компания «пиратов», достаточно трезвых, чтобы доставить кучу неприятностей. Я не знал, сколько зарядов осталось в ружье, позаимствованном Брайаном, но вряд ли так уж много. Разумеется, нога Чатски осталась еще способна на пинки, но мы не могли надеяться, что следующие плохие парни будут так же любезны и нападут на нас, стоя на четвереньках. В общем, я обрадовался, когда мы вышли за ворота и подошли к машине Деб.
— Открой дверь, — потребовал Чатски.
Я потянулся к ручке двери со стороны водителя.
— Заднюю дверь, Декстер, — огрызнулся он. — Господи Иисусе.
Я не стал делать ему замечаний, он был слишком стар и сварлив, чтобы чему-то научиться, тем более сегодняшняя неудача не могла не отразиться на его и без того небезупречных манерах.
— Да твою же мать, — продолжил Чатски.
Я обернулся и увидел, как Брайан поднял бровь.
— Что за манеры.
— Мне нужен ключ, — сказал я.
— В заднем кармане, — ответил Чатски. На секунду я задумался. Глупо. В конце концов, он жил с моей сестрой уже несколько лет. Но все-таки я был сильно удивлен, как хорошо он знает ее: ему известно даже, где она носит ключи от машины. Внезапно я понял: он знал ее так, как мне никогда не удастся — все ее маленькие привычки, детали домашней жизни, — и это заставило меня на секунду застыть. Разумеется, этот поступок нашел отклик у общественности.
— Ну же, приятель, ради Бога, думай головой, а не задницей, — сказал Чатски.
— Декстер, пожалуйста, — присоединился к нему Брайан, — нам действительно нужно отсюда выбираться.
Вероятно, моей судьбой этой ночью было стать мальчиком для битья, куском бесполезной протоплазмы. Но любые протесты только отняли бы время, которого и так оказалось катастрофически мало. Кроме того, мнение этих двоих немедленно исключалось из числа предметов, подходящих для обсуждения. Я подошел к Чатски с той стороны, где на его плече висела Деб, вытащил ключи из заднего кармана ее штанов и открыл дверь машины. Чатски уложил ее на сиденье.
Он принялся проводить быстрый медицинский осмотр, что оказалось для него не так уж просто, с одной-то рукой.
— Фонарь, — сказал он через плечо.
Я достал большой полицейский фонарь Деборы с переднего сиденья и держал его, пока Чатски поднимал ей веки и проверял реакцию зрачков на свет.
— Кхм, — кашлянул Брайан, стоявший за нашими спинами, — если вы не возражаете, я бы предпочел исчезнуть. — Он улыбнулся вновь своей прежней искусственной улыбкой и кивнул на север. — Моя машина в полумиле отсюда, у торгового центра. Я избавлюсь от ружья и этого идиотского плаща, а потом навещу тебя. Давай завтра к ужину?
— Прекрасно, — ответил я, и, верите или нет, вынужден был бороться с желанием его обнять. — Спасибо, Брайан, — сказал я вместо этого, — спасибо огромное.
— Не за что, — ответил он, улыбнулся на прощание и ушел в темноту.
— С ней все будет в порядке, приятель, — произнес Чатски. Я обернулся и увидел, что он все еще сидит на корточках у открытой двери машины и держит Деб за руку. Он выглядел невероятно усталым. — С ней все будет хорошо, — повторил он.
— Ты уверен?
— Уверен, — кивнул он. — Отвези ее в больницу: пусть проверят еще раз, — но с ней все в порядке, не благодари меня и… — Он отвел глаза и замолчал. Он молчал так долго, что мне стало не по себе. В конце концов, мы решили выбираться отсюда. Неужели он не мог найти другого места для раздумий?
— Ты не поедешь с нами в больницу? — поинтересовался я, больше для того, чтобы сдвинуть ситуацию с места, чем получить его в качестве помощника.
Он не шевельнулся и продолжал молчать, глядя в глубь парка, откуда ночной бриз еще приносил звуки шумного веселья и отупляющий ритм музыки.
— Чатски, — окликнул я его, чувствуя нарастающее беспокойство.
— Я облажался, — сказал он, и, к моему ужасу, по его щеке скатилась слеза, — по-крупному облажался. Я подвел ее, когда она во мне нуждалась. Ее могли убить, а я не смог остановить их, и…
Он судорожно вздохнул, по-прежнему не поднимая на меня глаз.
— Я обманывал себя, приятель. Я слишком стар для нее, и во мне нет ни хрена хорошего ни для нее, ни для кого-то другого. Ни для… — Он поднял свой крюк и положил голову на него, опустив глаза на протез. — Ей нужна семья. Глупо заводить ее со мной. Я старик. Я калека. У меня слишком много проблем. И я даже не в состоянии ее защитить или хотя бы… Не я ей нужен. Я просто бесполезный старый неудачник.