Мальчик кивнул головой на свой карман. Дрожь Флавиана никак не унималась, и он своей трясущейся рукой достал из штанины бедняги письмо, скрепленное печатью в виде Двенадцатилучистого Колеса.
— Беги, в Рэвенфилд! — Рими отходил в иной мир и это было видно по его бледному лицу, нижняя часть которого была полностью в крови. — Бери печати и беги в Рэвенфилд, сейчас же! И никому не говори об этих камнях. Никому! Если печать попадет не в те руки, опасность нависнет над всем Делионом. Всякий, кто будет знать о них, будет подвержен смертельной опасности, как я или твой дядя…
… Когда матушка пришла, было уже поздно. Голова умершего бедняги была на правом боку, тело уже начало холодеть, а Флавиан сидел в другом помещении. Он замкнулся в самом себе, не зная даже, с чего начать свои размышления. В его кармане покоилось два камня. Две печати. А в руках он держал послание от Клепия, и его взгляд был прикован к странной красной печати. Двенадцать лучей колеса — двенадцать богов, хранили дядины секреты, которые он захотелось рассказать племяннику.
Глава 2
Северяне холмов почитают весну праздником Первоплодия, как писал Велон, они сжигают чучело зимы и повсюду строят скульптуры из цветов, украшают свои дома дикими растениями. Хотя северяне давно приняли наших богов, но они чтут свои традиции и соблюдают то, что заповедовали им их праотцы и прадеды.
(с) Путеводитель по Делиону.
— Какова злость твоя! — раздался звонкий девичий голосок.
— Зима угрюмая! — ответил хор мужских голосов.
— Прогоняем мы тебя! — теперь послышались хор красивых женских голосов.
— Ай да прогоним мы тебя! — ответили мужики, собравшиеся, возле сложенного хвороста, что в скором времени станет костром.
Люди веселились. Пели и уже начинали плясать, хотя сумерки еще не наступили. Как только светило исчезнет с голубого небосклона, зажгутся костры по всему Нозернхоллу, сжигая предательскую богиню Эрету, насылающую свои снежные покровы на весь Делион. Несмотря на то, что имперская религия и ее Двенадцать богов уже проникли во все уголки Нозернхолла, северных имперских соседей, местные жители до сих пор отмечали древние праздники своих предков.
Подлая Эрета заключила свою единоутробную сестру Агимею — богиню плодородия и всей живой растительности, в землю, в пещеры Рахтары, сковав ее конечности огромными колючими лианами, и каждое движение Агимеи сопровождается жуткой болью. Эрета охрану своей сестры поручила Гектобонам — огромным тварям с телом червя и двенадцатью когтистыми лапами летучих мышей. Когда Агимея хочет освободить рук от пут, ее конечности тут же пронзают лианы и кровь богини плодородия проливается. По преданию северян, эта кровь топит снег и позволяет растениям начать новый жизненный цикл. Однако, когда у Агимеи кончается вся кровь она умирает, но назло своей злой сестре воскресает каждую весну, и растения опять начинают плодоносить, а земля покрываться зеленым одеялом.
Сейчас же, жители Утворта занимались тем, что прогоняли олицетворение зимы — Эрету и призывали богиню Агимею, чтобы та, дала в этом году богатый урожай. Песни с элем и пляски с забродившим медом, а перед зажжением костра с чучелом Эреты — все это делалось во славу богини Агимеи.
Светило лениво переваливалось за горизонт, посылая свои последние яркие лучи на землю. Оно уходило на ночь, чтобы на следующее утро вновь засиять с прежней силой на небосводе. Жители Утворта готовились к великому празднеству, столы уже ломились от яств, а бочки были наполнены медовухой и пивом. Огромный крытый шатер установили прямо в подворье старосты деревни и с каждым часом туда подходило все больше и больше жителей, распевая непристойные песни с кружками в руках.
Одному Флавиану было не до праздника. Пока мать обмывала тело мальчишки для погребения, он удалился из дома во двор и стоял возле деревянной бочки с водой. На мутную воду, запасенная для полива посевов, падали ветки, насекомые и много пыли, но все же, в ней можно было видеть свое отражение. Помимо двух таинственных камней, Рими передал пастушку и письмо от дяди Клепия.
«Может быть оно сможет пролить хоть толику информации на все то, что рассказал мне мальчишка.»
Матушка пришла поздно. Она застала своего сына в глубоких раздумьях, со слезами на глазах, но решила не тревожить его одинокие размышления, молча подойдя и обняв его, она удалилась в комнату, где лежало остывавшее тело Рими. Флавиан еще никогда не видел смерть собственными глазами и только теперь понял, насколько это страшно.