Мы мчимся с такой скоростью, что у меня начинают от напряжения ныть и дрожать руки — до того трудно удержаться на сиденье. И тут на меня нисходит покой и умиротворение: мне вдруг становится ясно, что у нас ничего не выйдет. Мы оба умрём сегодня: либо от пули, либо разобьёмся насмерть — взорвёмся огромным, ужасным фонтаном огня и искорёженного металла. И когда нас будут хоронить, то окажется, что наши тела сплавились воедино, их нельзя разделить, часть меня навсегда останется с ним, часть его — со мной. Невероятно, но мысль о смерти даже не пугает меня; я почти готова умереть, готова сделать свой последний вздох, прижавшись к его спине, ощущая, как его рёбра, лёгкие и сердце движутся в такт с моими — в последний раз.
Однако Алекс, очевидно, умирать не собирается. Он находит самый узкий проулок, ныряет в него, и те два автомобиля, пытаясь затормозить, на полном ходу врезаются друг в друга; они блокируют въезд в проулок, так что теперь сюда при всём желании ни одна машина не всунется. Завывают клаксоны, в воздухе стоит резкая вонь палёной резины, от дыма у меня слезятся глаза. Но вот мы снова вырываемся на простор и гоним по широкому проспекту Франклина.
Вдали завывает ещё больше сирен: подкрепления на подходе.
Но перед нами уже разворачивается бухта Бэк Коув — тихая, серая и плоская, как стекло. Края небосвода уже тлеют розовым и жёлтым. Алекс сворачивает на Марджинел Уэй; нас начинает трясти по выбоинам разбитой мостовой, и каждый раз, когда мы влетаем в очередную яму, мой желудок прыгает вверх-вниз, а зубы едва не прикусывают язык. Мы всё ближе к границе. Сирены приближаются, их вой похож на гул растревоженного роя шершней. Только бы нам добраться до границы прежде, чем подъедут автомобили подкрепления... Только бы нам как-то проскочить сквозь заставы... Только бы нам перелезть через заграждение...
И тут, словно огромное насекомое, над нашими головами взмывает вертолёт — винты с оглушительным грохотом рвут воздух в клочья, прожектора исчёркивают тёмную дорогу зигзагами света.
Сверху обрушивается громоподобный голос:
— Приказываю вам именем правительства Соединённых Штатов Америки: остановиться и немедленно сдаться!
Справа от нас видна полоска выжженной солнцем травы: мы уже на берегу Бэк Коув. Алекс рвёт мотоцикл с дороги на траву, и мы наполовину едем, наполовину скользим по откосу вниз, в плавни, срезая путь до границы. Грязь летит фонтаном, залепляя мне глаза, рот и нос, и я кашляю в выгнутую дугой спину Алекса. Над горизонтом уже вырос полукруг солнца, похожий на огромный полуоткрытый глаз.
Справа от нас темнеет мост Тьюки, в утренних сумерках напоминающий чей-то громадный скелет. Прямо перед нами — цепочка огней на пограничных заставах. Даже с такого расстояния они кажутся гирляндой китайских фонариков — весёлых, лёгких и хрупких. За ними — заграждение, а дальше — лес, безопасность. Так близко. Только бы нам успеть!..
Слышен треск, и в темноте вспыхивает разрыв; грязь дугой взлетает в воздух. Это стреляют с вертолёта. Вот ещё один разрыв, и ещё...
— Остановиться, сойти с мотоцикла и положить руки за голову!
На дороге, огибающей Бэк Коув, появляется несколько патрульных автомобилей, за ними скрипят тормозами другие; из машин на траву высыпают полицейские — их сотни; такого количества я никогда раньше не видела. Тёмные, страшные, они похожи не на людей, а на стаю огромных тараканов.
Но мы продолжаем мчаться по узкой полосе травы, отделяющей воду от старой, разбитой дороги и пограничных застав, петляем по зарослям кустарника — с такой скоростью, что ветки обжигают меня, словно плети.
И тут Алекс останавливается на полном ходу, я ударяюсь о его спину и прикусываю язык — чувствую во рту вкус крови. Над нами грохочет вертолёт, его прожектор шарит по земле, нащупывает нас, и теперь мы прочно схвачены его лучом. Алекс поднимает руки над головой и слезает с мотоцикла, потом поворачивается ко мне лицом. В ярком белом свете его лицо жёстко и бесстрастно, будто высечено из камня.
— Что ты делаешь?! У нас ещё может получиться! — ору я, перекрывая грохот винтов и крики людей, и вой сирен, и непрекращающийся, нарастающий плеск волн — идёт прилив, — как всегда, в вечном круговращении, рождающем и уносящем, всё превращающем в пыль.
— Слушай меня внимательно. — Алекс вроде бы даже и не кричит, но я отчётливо слышу каждое его слово; и хотя на самом деле он стоит, подняв над головой руки, он как будто говорит прямо мне в ухо: — Когда я скажу тебе двигать, ты должна двигать, поняла? Тебе придётся вести эту штуковину.
— Что? Я не...
— Гражданка номер 914-238-619-3216! Немедленно сойдите с мотоцикла и поднимите руки! В противном случае мы открываем огонь!