Когда мы, слегка запыхавшись, всходим на вершину холма, залив разворачивается справа от нас, словно гигантская карта: мерцающий, яркий мир голубого и зелёного. Ханна тихо ахает. Здесь действительно великолепный обзор: ничто не мешает, ничто не загораживает. В синеве над головой плавают маленькие пухлые облачка, похожие на мягкие пуховые подушки, чайки описывают ленивые круги над волнами, птичьи стаи растворяются в высоких небесах...
Ханна делает несколько шагов вперёд.
— Какая красота! Сколько живу здесь, а всё никак не привыкну. — Она оборачивается ко мне. — Кажется, я больше всего люблю смотреть на океан вот в это время дня, когда солнце высоко, когда всё так ярко. Просто как на фотографии. Ты как думаешь, Лина?
Мне так спокойно и хорошо; радуюсь ветру, обвевающему вершину холма, охлаждающему моё разгорячённое тело, наслаждаюсь видом на залив и подмигивающим мне глазом солнца... Я почти забыла, что мы тут не одни, с нами Алекс. Он чуть отстал, стоит в нескольких шагах позади нас; с тех пор, как мы взобрались на вершину, он ещё ни слова не проронил.
Вот почему я подскакиваю, когда он наклоняется и шепчет мне прямо в ухо одно-единственное слово:
— Серый...
— Что?! — С резко бьющимся сердцем оглядываюсь на него. Ханна стоит спиной к нам, смотрит на воду и рассуждает о том, как бы кстати сейчас пришёлся её фотоаппарат, и жалуется на то, что вот когда что-нибудь позарез надо, то его вечно нет под рукой. Алекс стоит, низко наклонившись ко мне, так низко, что я различаю каждую ресничку на его глазах; они похожи на точные мазки, сделанный кистью мастера по полотну. В его глазах танцуют блики света, и они горят, будто объятые пламенем.
— Что ты сказал? — лепечу я.
Он наклоняется ещё ниже, и кажется, будто огонь изливается из его глаз и охватывает всё моё существо. Я ещё никогда не была так близко от парня, и чувствую, что сейчас либо грохнусь в обморок, либо сбегу. Но не двигаюсь с места.
— Я сказал, что предпочитаю смотреть на океан, когда он серый. Вернее, не совсем серый. Бледный, вроде как никакой... как будто ожидаешь чего-то хорошего...
Он помнит! Он действительно был там! Почва уходит у меня из-под ног — как в том самом сне. Всё, на что я способна — это смотреть ему в глаза, в которых играют блики света и тени.
— Ты соврал! — ухитряюсь я выдавить из себя какое-то хриплое карканье. — Почему?
Он не отвечает. Слегка отстраняется и произносит:
— А ещё лучше он на закате. Около восьми тридцати небо как будто загорается, особенно хорошо это видно с берега Бэк Коув. Тебе бы понравилось. — Он замолкает. Странно — хотя его голос тих и обыден, я чувствую, будто он хочет сказать мне что-то важное. — Сегодня вечером будет просто потрясающий закат.
Мои извилины выходят из столбняка и начинают шевелиться, анализировать детали, которые он как-то по-особенному подчёркивает.
— Ты приглашаешь меня... — начинаю было я, но тут ко мне подскакивает Ханна и хватает за руку.
— О боже, — смеётся она. — Да ведь уже пять, представляешь? Нам надо идти! И поскорее.
Она тянет меня за собой вниз, не дожидаясь ответа или протестов. И к тому времени, как я решаюсь оглянуться — а вдруг Алекс подаёт мне какие-то знаки? — он уже скрылся из глаз.
Глава 6
Вечером у меня всё валится из рук. Накрывая на стол, наливаю в стакан Грейси вино, а в дядин бокал — апельсиновый сок. Натирая на тёрке сыр, обдираю костяшки пальцев до такой степени, что тётушка в конце концов прогоняет меня с кухни, заявляя, что не желает посыпать равиоли обрывками моей кожи. А у меня из головы никак не идут слова Алекса, его бесконечно изменчивые глаза, странное выражение лица... «Около восьми тридцати небо как будто загорается, особенно хорошо это видно с берега Бэк Коув. Тебе бы понравилось...»