Сколько я ни пыталась потом вывести подругу на эту тему, все было безрезультатно.
Это занимало меня, но недолго: вскоре возникли более серьезные вопросы. Летом предстояла сдача наших первых экзаменов – и разделение по профильным классам. Здесь наши с Линой дороги должны были разойтись: я, ясное дело, собиралась в гуманитарный, она – в физмат.
– Но все же не так плохо, правда? Пусть мы не будем сидеть вместе на уроках, но можно же встречаться каждую перемену, идти в буфет, правда же? – тормошила я подругу в надежде услышать что-нибудь вроде «разумеется, куда ж мы друг от друга денемся», но она отвечала нечто неопределенное типа «надо еще экзамены сдать».
Мне слабо верилось, что Лина сомневается в своих силах – ей, с ее ярко выраженными способностями к точным наукам, ничего не грозило. Да и вряд ли кого-то собирались исключать: провалившихся пока направляли в общеобразовательный класс. Правда, его расформировывали через два года – уж если к тому времени человек не определялся с профилем, ему приходилось уходить в школу попроще. Наша-то считалась одной из самых престижных в городе.
Маловероятно было, что мы с Линой обе не поступим и застрянем в «простом» классе – иными словами, разлука была почти неминуема. Но по непонятным мне причинам ей не хотелось это обсуждать. В какой-то момент я даже обнадежилась, решив, что ей тяжело об этом думать. Но, к сожалению, я ошибалась.
Мне отчетливо запомнился наш диалог в середине мая – было совсем тепло, только что закончилась череда праздников, и на душе у обеих было легко – ни о каких экзаменах не думалось. Мы болтали о всякой ерунде, а потом все-таки вышли на учебную тему, но прошлись по ней как-то поверхностно.
– Говорят, с трояками в этом году в профильные классы не принимают, – лениво поделилась я (все равно мы не относились к «опасной» категории: у меня намечалось всего три четверки, а у Лины – вообще две, а о тройках речь не шла).
– Думаю, принимают. Иначе бы общеобразовательный класс лопнул. Но да, когда я сюда поступала, мне сразу сказали, что, если я хочу проучиться здесь больше полугода, лучше все-таки закончить седьмой класс без плохих оценок.
– Слушай, а ты в той школе хорошо училась?
– Ага. Мне с подругой повезло, – усмехнулась чему-то Лина.
– А, с подругой типа Зойки?
– Типа тебя, Оль.
– В смысле? – Я никак не могла понять, шутит она или нет.
– Ну, она была почти как ты, только ты лучше!.. Послушай, ты читала этот дурацкий параграф по географии про мелиорацию? Я чуть не уснула на пятой строчке.
– Я тоже дальше не продвинулась… А расскажешь мне про эту подругу?
– Далась она тебе!
– Да ты вообще мне ничего не рассказываешь, особенно в последнее время, – в конце концов разобиделась я. – Подумать только, я ни разу не была у тебя дома!
Это была моя больная тема: Лина жила в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от школы, а до моего дома нужно было либо ехать, либо идти минут сорок – тем не менее до и после уроков мы постоянно сидели у меня. Лина была знакома с моими родителями и частенько обедала и ужинала у нас (мама даже стала готовить больше супа, чтобы я кормила ее), а я даже ни разу не видела ее семью. Лина просто не приглашала меня к себе.
«Куда смотрят ее родители? – недоумевала моя мама. – Их дочка постоянно проводит время у нас, а они даже не хотят с тобой познакомиться! Совершенно невоспитанные люди. Они случайно не из деревни? А кем работают?». Этого я, к несчастью, не знала – как и многого другого. В разговорах со мной Лина почти не упоминала ни свою семью, ни других друзей (если они вообще были), лишь изредка – прошлую школу, в основном для сравнения с теперешней. Насколько я могла судить, единственным большим достоинством той, старой, школы было ее расположение – во дворе дома, в котором тогда жили Лина и ее родители. В остальном же – и в уровне образования, и в контингенте – она сильно уступала нашей.
Может, Лине, проучившейся там шесть лет, и казалось, что учебное заведение сильно проигрывает от того, что в его коридорах на каждом углу не обжимаются одиннадцатилетние накрашенные девочки и их ровесники-мальчики с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой… Если так, то у нас ей действительно должно было быть смертельно скучно. Краситься она так и не бросила – дань традициям.
Больше ни о чем из своего прошлого она мне не рассказывала. И тут – нате! – еще какая-то подруга всплывает, и о ней Лина тоже не хочет говорить…
Видя, что моя обида не произвела на нее должного впечатления, я с нажимом повторила: