- Свяжи-ка его на всякий случай, - кинула через плечо мона Сэниа, бросаясь следом за жемчужным потоком. - Мне еще нужно будет на прощание задать ему пару вопросов.
- Я смотрю, на него не очень-то подействовало, - заметил Юрг с развернутой сетью, наклоняясь над лежащим. - Хотя так и должно быть высокий интеллект противостоит...
Холодный черный взгляд перехватил его глаза и приковал к себе. Юрг почувствовал, что его мозг стискивают цепкие когти захвата. Неподвижное лицо колдуна светлело на глазах - ни один мускул на нем не шевельнулся, и тем не менее было видно, каких чудовищных усилий стоит ему обретение способности говорить.
- Ос-та-но-ви... - донеслось из полураскрытых, но недвигающихся губ.
- Сэнни! - крикнул Юрг, поднимая предостерегающе руку. - Постой, он хочет о чем-то предупредить!
Мона Сэниа, уже спустившаяся на несколько ступенек, замерла, потом повернула голову на эти странные, шелестящие звуки. Теперь их лица были примерно на одном уровне, но Кадьян, не в силах обернуться к ней, продолжал говорить, медленно, почти по слогам, и каждое его слово подымалось к сумрачному своду внезапно потемневшей каменной каморы, как призрачная маленькая летучая мышь:
- Ты... жива. Интересно. Что ж, поторгуемся...
- Мне незачем торговаться с тобой, княжеский сибилло. Я и так знаю, что мой сын там, в подземелье.
- А ты... уверена... что узнаешь его?
Мона Сэниа оперлась пальцами о каменную плиту, готовая в любой момент выпрыгнуть обратно:
- Я - своего сына?!
- Вот именно... На мое счастье... я хорошо запомнил твоего... сосунка...
- Зачем? - невольно вырвалось у нее.
- Я предвидел... что-то подобное. Сними с меня чары, чтобы я мог... исчезнуть. Взамен я укажу тебе на твоего сына. Всех ты не сможешь... унести... Но поторопись - ты не сделаешь и дважды по восемь вздохов... как здесь будет... огненная голова...
Долгий взгляд в окно, за которым собрались злобные свинцовые тучи.
- Юрг! Скорее наверх, поставь веерную защиту - он вызвал шаровую молнию! - Она уже летела по ступенькам вниз, навстречу сыну, которого она просто не могла не узнать!..
Уютная светелка, озаренная теплым пламенем бесчисленных золотых светильников. Юная темнокожая кормилица, в полуобморочном оцепенении прижимающая к груди узелок с пожитками.
И на полу, устланном тусклыми коврами, не менее полусотни совершенно одинаковых ползающих, барахтающихся, сосущих свои пальцы младенцев.
Со ступенек скатилась еще одна жемчужина, ударилась о ковер и начала стремительно расти, приобретая теплую розоватость младенческого тельца. Через секунду еще один малыш повернулся на бочок, открывая ей улыбающееся личико ее Юхани.
"Ты не сделаешь и дважды..."
С трудом преодолевая отвращение, она наклонилась и дотронулась до крошечного оборотня, заранее содрогаясь от неминуемого ракушечного холода, которого ждала ее ладонь. Нет. Ничего подобного - рука ощутила влажную теплоту. Кадьян был гениален. В отчаянье она обернулась к пребывающей в полубеспамятстве кормилице, но было совершенно очевидно, что она перестала понимать, что происходит, и помощи от нее ждать было бесполезно.
- Беги! - крикнула ей мона Сэниа.
Девушка вздрогнула и выронила узелок.
- Беги же!
Кормилица, не отрывая глаз от нежданной гостьи, наклонилась и принялась шарить под ногами, словно пытаясь нащупать оброненный узелок.
- Брось все и беги, сейчас сюда придет смерть!
Девушка, как зачарованная, покачала головой и продолжала что-то искать. И вдруг мона Сэниа поняла: в этой массе розовых шевелящихся человеческих детенышей был один, которого эта темнокожая малышка кормила своей грудью все эти дни, и она не могла повернуться к нему спиной, когда на подлете была неощутимая, но и неминуемая смерть.
И вдруг... Померещилось? Нет. В копошении розовато-молочных телец промелькнуло что-то смуглое - загорелая спинка.
- Юхани! - крикнула она, бросаясь к самым ногам кормилицы и выхватывая из общей кучи того единственного, чья кожа с нежным кофейным оттенком заставила ее вспомнить странную картину с двумя крэгами - там был нарисован Юхани, но он был и не белым, и не черным. Оцмар все-таки оказался ясновидцем и без пророчеств Кадьяна!
Прижимая к себе сына, она взлетела по лесенке, как-то совершенно позабыв о своем природном даре перемещения. Сейчас она даже не жаждала расправы над виновником своих бед - пусть просто увидит... И он увидел.
- Интересно... - пробормотал он.
- Солнце Тихри было милостиво к моему сыну, - сказала она так гордо, словно речь шла о каком-то божественном даре. - Солнце и Оцмар...
Сейчас в ее душе не было ни уголка, доступного мстительным чувствам.
- Бесполезно, - прошептал Кальян. - Еще несколько мгновений...
Она вдруг почувствовала жужжащий гул в висках; копчики пальцев на руках и ногах свела покалывающая боль. Она еще крепче прижала к себе Юхани, не делая ни малейшей попытки уйти из-под надвигающегося грозового удара, - сейчас, когда они были наконец вместе, она уже не соглашалась на новую разлуку. Жить или умереть - но втроем.
И в тот же миг за окном полыхнула зеленовато-белая вспышка, пол качнулся, и известковая крошка посыпалась с темного свода. Но что бы там ни было, башня устояла, как это бывает с очень древними руинами.
Юрг, вне себя от беспокойства, скатился вниз по лестнице, едва не сбив с ног незаметную, как мышка, кормилицу, надумавшую таки выбраться отсюда вон.
- Вы еще здесь? - заорал он не своим голосом. - Что ты его держишь голышом, гроза ведь!..
- Гроза... - Сэнни прикрыла глаза и вдруг начала смеяться. - Гроза, гроза...
Действительно, после всего, что произошло, бояться простуды было по меньшей мере забавно.
- Нашла время забавляться, - ворчливо проговорил он, отбирая у нее сына. - Конечно - нос холодный! Портки спустить с этого, что ли, - на пеленки?
Он задумчиво поглядел на притихшего колдуна - тот дышал ровно, постепенно приходя в себя и, не дай бог, обретая прежнюю боевую форму. Вопрос о применении кумачовых шаровар повис в воздухе, по в эту минуту, к счастью, на голову счастливого отца шлепнулся наспех связанный узелок, тут же рассыпавшийся ворохом тряпочек самого разного калибра и назначения.