— Маркус, что ты опять тут делаешь? — спросил Эрни, усаживаясь напротив.
Удивление его объяснялось тем, что он видел меня здесь всего неделю назад, когда я ехал в Монреаль. Тогда мы выпили кофе в Гусиной бухте, а заодно я поприветствовал новых обитателей, которые должны были жить там до лета.
— Проезжал мимо, — ответил я, — остановился пообедать.
— Из Монреаля?
По голосу было понятно, что его не проведешь. Что он знает: я здесь, ибо гоняюсь за Гарри — или за собственными призраками.
— Ты не ездишь, а блуждаешь, Маркус, — произнес он.
Эрни попал в точку.
— Знаешь, кто так делал?
— Что делал?
— Таскался в “Кларкс”. Гарри. Я никак не мог понять, чем он таким занят: часами сидит на этом самом месте, за этим столом, уставившись в пустоту, точно как ты. Я думал, он искал вдохновение. А он на самом деле ждал Нолу.
Я тяжело вздохнул.
— Мне нужен хоть какой-то знак, Эрни.
— Гарри больше не появится в Авроре.
— Почему ты так уверен?
— Он перевернул эту страницу. И тебе надо перевернуть.
— Что ты хочешь сказать?
— Он перевернул страницу благодаря тебе, Маркус. Теперь он знает, что случилось с Нолой. Ему больше не нужно сидеть здесь и ждать. Он смог наконец уехать. Аврора была для него тюрьмой, и ты его освободил.
— Нет, Эрни, Аврора была…
— Маркус, ты знаешь, что я прав, — перебил Эрни. — Ты знаешь, что Гарри никогда сюда больше не вернется. Друзей нельзя ждать, как автобус. Зачем ты все время сюда приезжаешь? У тебя своя жизнь. Хватит терзаться. Ты славный парень, Маркус. Пора заняться чем-нибудь другим.
Эрни был прав. Но, пообедав, я все равно совершил паломничество в Гусиную бухту. Прошелся по пляжу под домом Гарри, потом сел на большой обломок скалы и стал любоваться окрестностями. Смотрел на внушительный дом, полный воспоминаний. По песку скакали чайки. Понемногу небо затянуло облаками, заморосил дождик. И тут я увидел, как из пелены тумана появился человек, которого я считал близким другом: Перри Гэхаловуд, сержант уголовного отдела полиции штата Нью-Гэмпшир. Расплывшись в лукавой улыбке, он шагал ко мне, неся в каждой руке по стаканчику кофе.
Тем, кто меня знает и читает, прекрасно известно, что связывает меня с Перри Гэхаловудом. Остальным позвольте кратко напомнить: с Перри я познакомился два года назад, в ходе знаменитого дела Гарри Квеберта, он как раз им занимался. Мы вместе пролили свет на смерть Нолы Келлерган. Кто-то скажет, что убийство Нолы позволило мне написать второй роман. Но на самом деле оно позволило взрастить семена дружбы, которая завяжется у меня с этим необычным полицейским, похожим на фрукт из пустыни — колючим, нарастившим толстую корку, но со сладкой мякотью и нежным сердцем. Таков был Перри Гэхаловуд: жесткий, грубый, гневливый, но верный, справедливый и прямой. По-моему, о качествах мужчины можно судить по его семье, а его семья — которую я близко знал — источала счастье.
— Сержант, — с первого дня нашего знакомства я звал его “сержант”, а он меня — “писатель”, и традицию эту мы сохранили, — вы что тут делаете?
Он протянул мне стаканчик с кофе:
— Хотел задать вам тот же вопрос, писатель. Вам известно, что всякий раз, когда вы сюда являетесь, кто-нибудь непременно звонит в полицию? Хорошенькое впечатление вы оставили по себе в городе.
— Вы хуже моей матери, сержант.
Он расхохотался:
— Какой злой умысел привел вас в Аврору, писатель?
— Возвращался из Монреаля, заехал по дороге.
— Это крюк на два часа, — возразил Гэхаловуд.
Я кивнул в сторону дома в дымке дождя:
— Я полюбил этот дом, полюбил этот город. А когда любишь, это сильнее тебя, это навсегда.
— Если вы полагаете, что любите этот город, писатель, то вы ошибаетесь. Вы любите свои здешние воспоминания, это называется «ностальгия». А ностальгия — это способность убедить себя, что наше прошлое было в основном счастливым, а значит, мы все делали как надо. Всякий раз, когда мы что-нибудь вспоминаем и говорим себе: “Как было хорошо”, на самом деле наш больной мозг источает ностальгию и убеждает нас, что мы жили не напрасно и не теряли время даром. Потому что терять время — значит терять жизнь.
Выслушав эту тираду, я подумал, что Гэхаловуд, всегда готовый взбаламутить всех и вся, рассуждает абстрактно; мне и в голову не пришло, что он говорит о себе. Я решил, что это камень в мой огород: