– Капец котенку, – мрачно прокомментировал новости Швец. – Теперь этого хмыря обратно не вытащишь. Сдаст последние секреты – те, что еще не сдал…
Ситуация складывалась безрадостной. Поплавского надежно спрятали. А сведения о Западном Берлине могли быть дезинформацией. Для руководства КБ «Трансмаш» и его первого отдела наступали тяжелые времена. КГБ всегда находил виноватых. Уже прикидывался вероятный ущерб. Руководители хватались за головы, готовились сдавать партбилеты и нести уголовную ответственность. Ущерб выходил колоссальный. Поплавский был одним из ведущих специалистов в организации, посвящался во все секреты. Он работал по многим направлениям, прекрасно ориентировался в технике, имел отменную память. Группа трудилась не покладая рук. Карать виновных, проморгавших врага, в планы Кольцова не входило. Карателей в стране хватало исторически, приверженцев же объективного разбора не так уж много. Наступившим выходным не удалось подпортить жизнь. КБ работало – невзирая на глухое недовольство сотрудников.
«Наш ответ прогнившему Западу», – шутил Вишневский.
Что еще делать в дни траура? По всей стране проводились траурные мероприятия, собрания трудовых коллективов, принимались нереальные социалистические обязательства – удвоить, утроить эффективность, почтить ударным трудом светлую память дорогого Леонида Ильича. «Окончательно угробил страну, – шептались люди по углам и кухням. – До чего всех довел?» Понять издерганных граждан было нетрудно. Вроде все мирно, никого не хватают, в Афганистане посадили очередную липовую аллею. Но дефицит душил все сферы жизни, практически любой товар становился объектом мечтаний. Слово «купить» постепенно выходило из обихода, сменяясь словом «достать»…
Комитет, не таясь, работал в трудовом коллективе, внося разброд и шатания в ряды инженеров. О том, что происходит, знали даже ленивые. Щекотливый слушок о сбежавшем Поплавском становился достоянием общественности. Народ недоумевал: не может быть, такой серьезный и положительный товарищ. И что теперь? Каждого, кто с ним работал, отправят туда, где солнце встает? Местные товарищи участвовали в расследовании. Составлялись списки сотрудников, анализировались биографии, участие в важных проектах, компетенция, возможность иметь что-то общее с Поплавским – и не только в рабочее время. Людей опрашивали, напряжение витало в воздухе, в коллективе складывалась совершенно нетерпимая атмосфера…
Супругу Поплавского, проживающую на улице Карла Маркса, неподалеку от УКГБ, Кольцов навестил лично. Женщине было сорок с небольшим – очевидно, ровесница мужа. Она неплохо сохранилась, но сегодня выглядела не ахти. Нездоровый цвет лица выдавал переживания. С запавшими глазами, в мятом домашнем костюме, с немытыми волосами, собранными в пучок – она делала вид, что увлечена удалением пыли с пианино. Квартира была просторной, со вкусом обставленной.
– Вы знаете, где ваш муж, Раиса Дмитриевна? – вкрадчиво поинтересовался Кольцов.
– В поездке за границей… – Женщина побледнела, но с упорством продолжала тереть тряпкой крышку пианино. – Он поехал на симпозиум, что-то связанное с обменом техническими достижениями.
– Это не так. Мне кажется, вы в курсе – ведь земля слухами полнится. Ваш муж сбежал во Франкфурте от куратора группы, сутки не объявлялся, а потом стало известно, что он просит политическое убежище.
Женщина села на стул, комкая тряпку. Слезы потекли по впалым щекам.
– Мне очень жаль, Раиса Дмитриевна, это правда. Здесь нет искажения, каверз со стороны КГБ или чего-то подобного. Ваш муж длительное время передавал на Запад засекреченную информацию, а когда его обложили, поспешил скрыться. Фактически он вас бросил, потому что назад не вернется. В родной стране его бы ожидала исключительная мера наказания.
– Простите, я не могу… – Женщина ссутулилась, уткнула лицо в ладони, зарыдала.
Михаил сходил на кухню, принес стакан воды. Она стала пить жадными глотками, осушила стакан до дна.
– Извините, я сейчас буду в порядке…