Стивен Ван Дайн
Дело Бенсона
Предисловие
Если вам придется просмотреть статистические данные в городе Нью-Йорке, то вы убедитесь, что число неразгаданных преступлений за четыре года пребывания Джона Ф. К. Маркхэма на посту окружного прокурора Нью-Йорка гораздо меньше, чем за то же время у любого из его предшественников. При Маркхэме прокуратура непосредственно принимала участие во всех видах расследований преступлений и в результате этого многие дела, в которых полиция безнадежно топталась на месте, были успешно раскрыты.
И хотя лично ему приписывались многие удачные расследования, истина требует сказать, что в некоторых известных делах он был лишь инструментом в чужих руках. Человек, который действительно распутывал эти дела и собирал доказательства для обвинения, на самом деле не был никоим образом связан с судебной администрацией, никогда не занимал общественного положения и не фигурировал ни на одном процессе.
В то время я был другом и официальным советником этого человека, и поэтому многие факты мне хорошо известны. Только совсем недавно я получил право сделать их достоянием общественности. Но даже теперь я не властен назвать его имя, и по этой причине в моих повествованиях он фигурирует как Фило Ванс.
Конечно, вполне возможно, что по моим описаниям многие узнают его, в таком случае я убедительно прошу их сохранять тайну. В настоящее время он живет в Италии. Недавно он разрешил мне описать некоторые события, в которых был центральной фигурой, но настоя-тельно просил сохранить его имя в тайне. Я не думаю, что это имеет смысл, но тем не менее выполняю его просьбу.
Дела, в которых принимал участие Фило Ванс, начались с истории таинственного убийства Бенсона. Преступление, связанное со смертью этого человека, заняло достойное место в анналах нью-йоркской кри-минальной истории.
Это сенсационное дело было первым из многих, в которых Ванс фигурирует в качестве amicus curioe[1] прокурора Джона Ф. К. Маркхэма.
Нью-Йорк
С. С. Ван Дайн
Глава 1. Фило Ванс дома
(Пятница, 14 июня, 8.30 утра)
В то знаменательное утро 14 июня, когда было обнаружено тело убитого Олвина Х. Бенсона я завтракал с Фило Вансом у него дома. Надо сказать, что подобное случалось редко. Дело в том, что Ванс вставал поздно и имел привычку до полудня быть один. Во время ленча и обеда мы виделись часто.
Причина нашей встречи – дело; правда, дело чисто эстетическое. Днем раньше Ванс просмотрел акварели Сезанна в галерее Кесслера и отобрал несколько из них, которые хотел приобрести, поэтому и пригласил меня рано утром, чтобы дать указания насчет приобретения картин.
Несколько слов о наших отношениях с Вансом, чтобы объяснить мое участие во всех событиях. В силу традиции моей семьи я окончил Гарвардский университет и стал юристом. Там-то я и познакомился с Вансом, замкнутым, циничным и ядовитым первокурсником, проклятьем всех профессоров и ужасом для своих сокурсников. Почему он выбрал именно меня из всех студентов университета, я до сих пор объяснить не могу. Моя преданность Вансу объясняется просто: он очаровал и заинтересовал меня, явился поводом для ранее неведомых мне интеллектуальных наслаждений. Я был тогда (да и сейчас остаюсь) самой банальной личностью с консервативным, тривиальным умой. Правда, я неплохой специалист, и сухие статьи закона не иссушили мой ум. Во всяком случае, некоторые черты моего характера понравились Вансу. И хотя во всем мы были полной противоположностью друг другу, тем не менее все время были вместе и вскоре стали друзьями.
Окончив университет, я вступил в фирму моего отца «Ван Дайн и Дэвис» и после пяти лет ученичества был принят младшим партнером и стал вторым Ван Дайном в фирме «Ван Дайн, Дэвис и Ван Дайн», контора которой расположена на Бродвее. К тому времени, когда мое имя появилось на фирменных бланках, Ванс вернулся из Европы, где жил во время моего ученичества. Умерла его тетка, единственным наследником которой он был, и он вступил во владение наследством. Технической стороной введения его в наследство занимался я.
Эта работа явилась началом новых и в какой-то мере необычных отношений между нами. Ванс испытывал неприязнь ко всякого рода делам и в конце концов я стал его поверенным. Я нашел, что его дела требуют массу времени, и, поскольку Ванс мог позволить себе роскошь иметь личного поверенного в делах, запер свой стол в конторе и посвятил себя его делам и капризам.
Если к моменту нашей беседы о покупке акварелей Сезанна в глубине души меня еще грызло сожаление об уходе из фирмы «Ван Дайн, Дэвис и Ван Дайн», то в это богатое событиями утро оно полностью исчезло. И, начиная с известного дела Бенсона, в течение почти четырех лет моей привилегией было право являться свидетелем расследования преступных дел, которые составляют сейчас изумительные секретные документы в архивах полицейского округа.
В этих драмах Ванс был главным действующим лицом. Обладая редкостным аналитическим умом, он решал многие загадки важных преступлений, в которых безнадежно увязли и полиция, и прокуратура.
Благодаря своей дружбе с Вансом я не только лично видел все происходящее, во и принимал участие во всех обсуждениях, которые имели место. Будучи пунктуальным, я регулярно вел записи. Также должен добавить, что я записывал уникальные психологические методы Ванса, которые он мне время от времени объяснял. К счастью, я сохранил все свои записи. И теперь, когда имею разрешение Ванса на публикацию некоторых дел, я прибегаю не только к воспоминаниям, но и к записям, которые вел по горячим следам. Поэтому я могу не только сообщить все детали дел, но и описать последовательно события.
К счастью, первым делом Ванса было дело об убийстве Олвина Бенсона. Не только потому, что оно было одним из крупнейших криминальных дел в Нью-Йорке, но и потому, что оно дало Вансу удобный случай проявить свой редкий талант дедуктивного мышления, а также пробудило в нем интерес к деятельности, которую он прежде презирал.
Это дело вторглось в жизнь Ванса внезапно и нарушило его привычный образ жизни. Оно свалилось на нас жарким июньским утром, прежде чем мы успели позавтракать, и ваши планы, связанные с приобретением Сезанна, были нарушены. Когда день спустя я посетил галерею Кесслера, две акварели из отобранных Вансом уже были проданы. И я убежден, что, несмотря на свой успех в разрешении дела Бенсона и в спасении невинного человека от ареста, он все же никогда не чувствовал полного удовлетворения из-за потери этих двух акварелей.
Итак, в то утро, когда Карри – слуга Ванса, выступавший в роли камердинера, дворецкого, мажордома и даже повара, – ввел меня в гостиную, Фило Ванс сидел в большом кресле и разглядявал книгу Волларда о Сезанне.
– Простите, что я не встаю, Ван, – приветствовал он меня. – Этот фолиант об искусстве Сезанна не дает мне пошевельнуться. Кроме того, плебейское раннее вставание изнуряет меня.
Он закрыл книгу.
– Воллард неплохо разбирается в живописи, – заметил он. – Я виделся с ним вчера. Сейчас у Кесслера отличное собрание его картин. Я договорился с Кесслером, что вы сегодня придете к нему, чтобы кое-что купить для меня.
Он протянул мне небольшой каталог.
– Вот, посмотрите, Ван. Я отметил то, что интересует меня. Только не сердитесь, дорогой Ван. Это очень красивые безделушки и можно сказать с уверенностью, что они подскочат в цене, так что это неплохой способ вложения денег, лучше, чем те акции, которые вы покупали для моей ныне покойной тетушки Агаты.
Страстью Ванса (если только чистый интеллектуальный энтузиазм может быть назван страстью) было искусство и не какая-то его часть, а искусство в самом широком, универсальном смысле. Искусство являлось самым главным его увлечением.
Ванс имел удивительное чутье и собрал неплохую коллекцию картин и других раритетов. Коллекция его была разнородной и собиралась по одному ему известному принципу. Каждый, кто разбирался в искусстве, чувствовал какое-то единство в предметах, которыми он окружал себя. Ванс был одним из тех редких людей, которые собирали коллекции с философской точки зрения.