— Зачем? Там и смотреть-то не на что. Я, кстати, тоже оглядел его.
— Предоставьте мне судить о необходимости тех или иных действий, сержант. А теперь извольте внимательно выслушать мое сообщение о рапортах, поступивших этим утром. Спасибо. Исследовательская лаборатория уведомила, что пятна крови на манжете рубашки и на рукаве пиджака в самом деле являются пятнами человеческой крови. Бутылочка, из которой пил Роджерс, содержала цианистый калий. А следов четы Фэйрфаксов до сих пор обнаружить не удалось.
— Что тут скажешь, — вздохнул Биф, — мы знали, что это за пятна, и про бутылочку тоже. Значит, здесь ничего нового для нас нет.
— Минуточку, — сказал Стьют, — есть еще отчет нашего сотрудника, допросившего стюардов, служивших вместе с Роджерсом, но только один из них сообщил нечто, представляющее интерес.
Биф поднял взгляд. Теперь в его глазах блеснуло любопытство.
— Выяснилась небольшая, но занятная подробность, и вот в чем ее суть, — продолжал Стьют. — Оказалось, что молодой Роджерс имел привычку привозить домой несколько билетов лотереи, розыгрыши которой проходят в Буэнос-Айресе. Он хранил их в запечатанном конверте. Сказал своему приятелю, что всегда немного опасался проносить эти билеты через таможню.
— И это все?
— Да. Наш человек пытался прояснить детали, но Роджерс, похоже, никому не рассказывал, как он поступал с этими билетами в Англии.
— По крайней мере, нам об этом стоило узнать, — заметил Биф.
— Нам стоит узнать все, что может быть хоть как-то связано с этим делом, — усмехнулся Стьют. — Только связав все известные факты вместе, мы сможем установить истину.
В дверь постучали, и вошел констебль Голсуорси. В манерах этого рослого, превосходно сложенного сельского жителя со здоровым цветом молодого лица и умным выражением глаз сочеталось уважение к начальству с чувством собственного достоинства, что делало его в моих глазах куда более эффективным и надежным полисменом, чем констебль Смит из Чопли, заискивавший перед Стьютом.
— Прибыл Фосетт, наш почтальон, сэр, — доложил он инспектору.
— Пригласите его сюда, — распорядился тот.
Усаживаясь на стул, Фосетт выглядел немного смущенным. Обычно его встречи с Бифом проходили в значительно менее формальной обстановке.
— Мне нужно, Фосетт, чтобы вы сейчас основательно все обдумали. Вы можете вспомнить, какие письма доставляли молодому Роджерсу в последнее время?
Тот и в самом деле глубоко задумался.
— Было одно письмо, — сказал он наконец.
— Когда оно поступило?
— Не могу точно сказать. За день или два до его приезда домой.
— Вы не обратили внимания на почтовую марку?
— Нет. Не обратил. Если разглядывать марки на каждом письме, которое приходится доставлять… Сами понимаете.
— И на почерк тоже?
— Нет.
— А других недавних писем не припомните?
— Нет.
— Письма никогда не приходили из-за границы?
Этот вопрос вновь заставил Фосетта на какое-то время задуматься.
— Было одно заграничное, — ответил он после паузы, — но не думаю, что получателем был он. Там значилось имя мистера Роджерса.
— А когда оно пришло?
— Перед тем, другим. По-моему, за неделю. Я обратил внимание, потому что конверт был тонким, какие используют для авиапочты.
— В самом деле? И вы уверены, что оно предназначалось не для молодого Роджерса?
— Насколько помню, нет. Мне кажется — хотя, учтите, я ни в чем не уверен полностью, — что получателем значился просто «мистер Роджерс» без каких-либо уточнений. Но, быть может, мне только так показалось.
— Запомнили, как доставили его?
— Да. Пришлось предупредить мистера Роджерса, что с такими тонкими конвертами надо обращаться аккуратно. Они очень легко теряются среди прочих.
— Он лично принял его у вас?
— Да, из рук в руки.
— А откуда оно было послано?
— Ну вот. Опять вы об этом, — сказал Фосетт с досадой. — Я ничего не знаю об иностранной почте. — При этом явно подразумевалось, что он был экспертом по части почты, но только отечественной. — Могу лишь сказать, что письмо прибыло из-за границы.
— Что ж, я вам весьма признателен за помощь, Фосетт. Больше у меня к вам вопросов нет.
А Фосетт, хотя позже сам не мог объяснить почему, произнес:
— Спасибо вам, сэр.
Стьют некоторое время молчал, что не вязалось с его обычными манерами, и над чем-то размышлял. Потом сказал:
— Быть может, нужно разобраться с тем письмом детальнее. Пришлите ко мне этого своего констебля с нелепой фамилией, Биф.