ЛЕО БРЮС
ДЕЛО БЕЗ ТРУПА
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
ГЛАВА I
Я вынужден признать, что это действительно была тёмная и бурная ночь. Я всегда считал странным, что слишком многие преступления сопровождаются завыванием ветра и кошмарами бури. Да, это странно, но в целом не так уж необъяснимо, поскольку они составляют в высшей степени правильное сопровождение. И когда я оглядываюсь назад на дело, кульминацией которого был именно этот вечер, я понимаю, что погода просто и не могла быть иной.
Я остановился тогда в Брэксхэме, провинциальном городке в одном из графств, окружающих Лондон. Мне нравятся провинциальные городки. Большинство людей категорически заявляет, что подавай им или настоящую деревню, или уж сам Лондон. Они находят такие места как Брэксхэм — или же Хоршэм, Эшфорд, Челмсфорд, Ист-Гринстед — провинциальными и скучными. Но я не согласен. В таких городках есть достаточно населения, чтобы сформировать отдельный мирок, и в том мирке происходят удивительные вещи, которые никогда не попадают в лондонскую прессу, человеческие типы и характеры развиваются свободно, ситуации временами становятся напряжёнными, а жизнь находит драматичные способы перекручивать людские судьбы. И всё это можно видеть, слышать, фиксировать — идеальный театр для таких, как я, кто хочет наблюдать жизнь.
Но у меня была и другая причина пребывания в Брэксхэме. Мой старый друг, сержант Биф, после своего неожиданного раскрытия убийства Терстонов был переведён в этот более крупный округ. И в описываемый вечер, в среду 22 февраля, я находился в его превосходной компании в общественном баре «Митра».
В настоящее время сержант Биф выглядел по существу как сельский полицейский. Его красное с прожилками лицо и топорщащиеся рыжие усы, его медленные движения и преднамеренно неторопливая манера размышлять, — всё это наложило на него печать одного из тех раздражающих сельских типов с велосипедами, которые останавливают ваш автомобиль без какого-либо повода с вашей стороны, чтобы проверить, имеется ли у вас зеркало. Его диалект, любопытная смесь кокни близких к Лондону районов, также не способствовал его продвижению в полиции, наводнённой субтильными мальчиками из государственных школ, и джентльменами, закончившими полицейский колледж. Но у него был прекрасный послужной список. Со времени, когда он стал полицейским, этот открытый рыжеволосый молодец, хотя сейчас ему было ближе к пятидесяти, чем к сорока, никогда, по его словам, «не промахивался по своему парню». Был ли это украденный велосипед в сассекской деревне, за которую он отвечал, или убийство жены доктора, как в последнем случае, сержант Биф бесстрастно но неуклонно применял простые правила сыска, которым его научили, и в конечном счёте производил арест. При всех своих недостатках он был слишком успешным в работе, чтобы этого не замечали наверху, и поэтому сейчас он был здесь, отвечая за порядок в небольшом, но довольно важном городке Брэксхэм.
Лично я был этому рад. Для меня сержант представлял собой самое характерное, что есть в англичанине. Он выглядел этаким простачком, был медленным и независимым, но при этом совершенно бесстрашным, а его воображение было такого рода, которое не появляется, пока не требуется сделать важный шаг. Он любил поиграть и пропустить стаканчик, и у него было то несколько испуганное восхищение, которое англичане часто испытывают к чужому уму, хотя и неглубокому и недоброму, но яркому снаружи. И он всегда в конце концов разбирался во всём.
Тем вечером он был в штатском и играл в дартс. Уже, как я слышал, в городке поговаривали, что новый сержант — он был в Брэксхэме уже в течение года или даже больше, но всё ещё считался «новым» — слишком много времени проводит в местных пабах. Викарий был очень этим обеспокоен и рассуждал и «плохом примере». Была даже жалоба начальнику полиции. Но Биф шёл своим путём. Никогда, подчёркивал он, не пренебрегал он своими обязанностями, а как он проводит свободные вечера — это его личное дело.
Он был страстным игроком в дартс. Я использовал это прилагательное вполне сознательно. Наблюдать, как этот солидный и флегматичный человек стоит перед небольшой круглой мишенью с тремя дротиками в руке и готовится выбить финальное удвоение, было настоящим откровением. Его остекленевшие глаза зажигались, его равнодушное лицо освещалось. Видно было, что он очень счастлив. И всё же он не был первоклассным игроком. «Он играет прилично — так говорили люди, — в свою силу». Но его стиль не был захватывающим. Замечательным было именно его усердие, а не умение.
Тем вечером мы с ним были партнёрами против Фосетта, почтальона, и Гарольда, сына владельца бара. Пришлось прийти пораньше, поскольку на улице были ветер и дождь, и каждому хотелось поскорее закончить эту прогулку, чтобы оказаться у огня в гостинице. Небольшой общественный бар был приветливым, чистеньким и тёплым, и от намокших пальто и зонтиков, висящих около двери, явно начинал идти пар.
Первую игру мы с сержантом Бифом проиграли, и мой партнёр был недоволен. В игре наступил перерыв, пока мы платили за обычные напитки, и, чтобы разрядить немного накалённую атмосферу, Фосетт начал разговор.
— Как я вижу, молодой Роджерс вновь дома, — сказал он.
Сержант Биф что-то проворчал. Было очевидно, что этот «молодой Роджерс» ему не нравится.
— Не отказался бы иметь егоработу, — продолжал Фосетт.
— Что за работа? — спросил я.
— Он — стюард на одном из океанских лайнеров, которые ходят в Южную Америку. Получает очень неплохие деньги. — Затем, повернувшись к сержанту Бифу, он с усмешкой сказал: — Собираетесь им заняться, сержант?
Биф, к которому обратились как к представителю закона, ответил напыщенным голосом, приберегаемым специально для таких случаев:
— Если он сделает что-либо заслуживающее наказания, то будет арестован. — И он проглотил оставшуюся часть пива.
Фосетт подмигнул мне.
— Местный молодой шельмец, этот Роджерс, — объяснил он. — Всегда во что-нибудь ввяжется. В прошлый раз, когда он приезжал домой, сержант задержал его за пьянство и беспорядки. И это не первый раз, когда парень попадает в беду.
— Местный паренёк? — спросил я.
— Ну, не такой уж он и паренёк. Тридцать пять или шесть. Он — племянник мистера Роджерса, сапожника с Хай-стрит. Они живут здесь всего лишь около пяти лет.
— И он — позорное пятно на лице города? — предположил я.
— Да, неприятный гадёныш, — сказал Фосетт. — Не просто один из этаких беззаботных шалопаев. Да, я мог бы рассказать о нём кое-что, если бы среди нас не присутствовал сам Закон! — Он с усмешкой кивнул на сержанта Бифа. — Но его старые тётка и дядя с ума по нему сходят. Не станут и слушать о нём ничего плохого. И он им, конечно, помогает. Приличные стариканы. Но это — позор. Как-нибудь он всё-таки попадётся.
Владелец паба, мистер Симмонс, наклонился над барной стойкой.
— Он был здесь сегодня, — сообщил он, — незадолго до того, как мы закрылись в половине третьего. Он вошёл с этим, Ферфаксом, который остановился в отеле в Риверсайде.
— Тот тип, который приезжает на рыбалку?
— Да, он. Они вошли вместе, он и молодой Роджерс.
— Продолжай! — сказал Фосетт, не очень заинтересованный, но изображающий удивление.
— Да. Я не мог не заметить, потому что, пока они были здесь, вошёл иностранец.
— Иностранец? — повторил Биф. Для него, очевидно, все иностранцы были подозрительны. — Какой такой иностранец?
— Мне видок его не понравился, — сказал мистер Симмонс. — Тёмный какой-то. Возможно, наполовину индиец. Он еле говорил по-английски.
— Вот как! — воскликнул Фосетт.
— Ну, как только молодой Роджерс и Ферфакс увидели этого типа, они быстренько всё допили и вышли. Я бы этого не заметил, но когда они пошли, иностранец обратился ко мне и спросил имя Фервакса.
— Это забавно, — согласился Биф. — Ещё что-нибудь сказал?
— Нет. Через минуту и он ушёл. Почти так, как если бы пошёл за ними.
— Лично мне эти иностранцы не очень-то нравятся, — сказал Биф. И мгновение спустя мы уже слушали различные истории военного времени, призванные пробудить в нас отвращение к иностранцам любого сорта. Однако эта тема была вовремя исчерпана и сменилась затишьем, во время которого неприятный шум бури снаружи стал особенно заметен.