— Верно.
— Там были следы, показывавшие, что именно так все и произошло?
— Да. Там недалеко от кладовки до двери в заднюю спальню, всего три или четыре фута.
— Расстояние от двери спальни до кровати — не больше четырех или пяти футов?
— Да.
— И возле кровати я показал вам место, где по следам было видно, что котенок вскочил на кровать?
— Да.
— Когда мы пришли туда, котенок спал, свернувшись клубочком посередине кровати в передней спальне. Так?
— Так.
— Но вы совершенно отчетливо помните, что дверь в кладовку была закрыта?
— Да.
— На столе в гостиной была пепельница и визитная карточка Джорджа Альбера, на которой что-то было написано, а в пепельнице лежал окурок потухшей сигары?
— Да. Эту сигару оставил Фрэнклин Шор. А карточка была пришпилена к двери, когда я выходил.
— Когда вы выходили?
— Да.
— Вы не слышали ни стука в дверь, ни звонка, когда находились в доме?
— Не слышал. Поэтому карточка меня удивила. Наверное, Альбер звонил в звонок, а он у меня часто ломается.
Окружной прокурор попросил у Мейсона разрешения временно прервать допрос свидетеля Ланка, чтобы допросить других свидетелей, которые не могли больше ждать. Мейсон с серьезным видом поклонился в знак согласия. Бюргер быстро вызвал шофера такси, который рассказал, как доставил Деллу Стрит к месту неподалеку от дома Ланка, сколько он ее там ждал и как затем отвез домой. Потом вновь были вызваны лейтенант Трэгг, показавший, что нашел котенка в квартире Деллы Стрит, и Элен Кендал, опознавшая котенка как того, который был отравлен и которого она оставила у Томаса Ланка вечером тринадцатого числа.
Эти свидетели не произвели на Мейсона ни малейшего впечатления. Он не стал ни заявлять протестов, ни задавать им вопросов. Затем на возвышение для свидетелей вновь поднялся Ланк.
На этот раз адвокат некоторое время разглядывал старого садовника, пока в зале не установилась необычайная тишина. Все поняли, что сейчас последует нечто важное.
— Скажите, когда вы в последний раз открывали банку с мукой в кладовке?
— Утром тринадцатого числа. Я делал на завтрак оладьи.
— После того как я обратил ваше внимание на порядочное количество муки, просыпавшейся около банки, вы не снимали с нее крышку?
— Нет, сэр. У меня не было возможности. Полиция забрала меня из отеля и уже не отпускала.
— Как важного свидетеля, — поспешил объяснить Гамильтон Бюргер.
Ланк сердито повернулся к нему и сказал:
— Уж не знаю, почему вы так сделали, но сделали, это точно!
— Свидетель должен ограничиваться только ответами на вопросы, — сделал замечание судья Ланкершим.
Мейсон повернулся к судье:
— Ваша честь, защита просит объявить перерыв на полчаса.
— Какова цель этой отсрочки?
Мейсон улыбнулся:
— Я не мог не заметить, ваша честь, что как только я приступил к последней части перекрестного допроса, лейтенант Трэгг поспешно покинул зал заседаний. Полчаса ему хватит с избытком, чтобы добраться до дома Ланка, проверить содержимое банки с мукой и вернуться.
— Вы полагаете, что с этой жестянки снимали крышку вечером тринадцатого числа или утром четырнадцатого, и это сделал не свидетель Томас Ланк, а кто-то другой? — спросил судья Ланкершим. Мейсон улыбнулся еще шире:
— Я думаю, ваша честь, лейтенант Трэгг сделает там в высшей степени интересное открытие. Прошу суд понять мою позицию. Меня в данном случае интересует только невиновность моей подзащитной. Поэтому я не намерен высказывать никаких предположений ни о том, что он найдет, ни о важности этих улик.
— Хорошо, — сказал судья Ланкершим. — В таком случае суд объявляет тридцатиминутный перерыв.
Когда зрители потянулись из зала в коридор, к Мейсону протиснулся Джордж Альбер. На лице его была глуповатая улыбка.
— Очень сожалею, что моя визитная карточка внесла такую путаницу, — заговорил он. — Получилось так, что по пути из театра я проезжал мимо домика Ланка и решил остановиться и посмотреть, горит ли свет. Свет горел. Тогда я поднялся на крыльцо и позвонил. Никто не ответил. Я оставил карточку. Решил, что Элен оценит мою заботу о котенке — я на самом деле немного беспокоился… Признаться, мне и в голову не пришло, что звонок мог быть испорчен.
— Так свет горел? — спросил Мейсон.
— Да. Он пробивался сквозь ставни. Ну, а стучать я не стал, я ведь думал, что звонок действует.
— Когда это было?
— Где-то около полуночи.
Мейсон заметил:
— Что ж, вы можете, между прочим, намекнуть об этом окружному прокурору.
— Я так и сделал. Он сказал, что знает об испорченном звонке, поэтому это не имеет значения.
— Значит, так оно и есть.
Глава 22
Когда суд возобновил работу, при первом же взгляде на Гамильтона Бюргера становилось ясно, что он чрезвычайно возбужден.
— С позволения суда, — начал он, — данное дело приняло необычный оборот. Я прошу разрешения прервать допрос свидетеля Ланка и вновь вызвать лейтенанта Трэгга.
— Не возражаю, — сказал Мейсон.
— Прекрасно, — распорядился судья, — пусть лейтенант Трэгг поднимется на возвышение. Вы уже присягали, лейтенант.
Трэгг кивнул и занял место для свидетелей.
— Вы недавно ездили в жилище свидетеля Ланка? — спросил Бюргер.
— Да, сэр.
— Это было в течение последних тридцати минут?
— Да, сэр.
— Что вы там делали?
— Вошел в кладовку и снял крышку с жестянки для муки.
— Что вы сделали потом?
— Сунул руку в муку.
— Что вы там обнаружили?
Голос Трэгга зазвенел от напряжения:
— Револьвер 38-го калибра системы «Смит-и-Вессон».
— Скажите нам, что вы предприняли в связи с этим револьвером?
— Я срочно отвез его в лабораторию для снятия отпечатков пальцев. Записал номер. Но поскольку я сам проверял этот номер, я не могу сейчас представить необходимых свидетелей. Полагаю, что свидетели смогут дать показания в суде завтра утром.
— Перекрестный допрос, — сказал Бюргер. Адвокат начал с предельной вежливостью:
— Но вы сами, лейтенант, нашли то, что искали, в регистрационных записях магазинов, торгующих оружием?
— Нашел. Недавно в полиции собирали статистические данные об огнестрельном оружии, проданном в графстве за последние пятнадцать лет, поэтому было нетрудно установить, где куплен револьвер. Конечно, наши данные нельзя представить в суд как вещественное доказательство. Мы должны будем получить оригинальную запись торговца, который его продал.
— Все понятно, лейтенант. Но в ваших списках, пусть составленных для внутреннего пользования, содержится та же информация, что и в регистрационных: журналах торговцев огнестрельным оружием?
— Да, сэр.
— В таком случае отбросим все возражения о правомочности представления этих данных в суде. Я спрашиваю вас: показали ли списки полиции, что револьвер был приобретен Фрэнклином Шором до января тридцать второго года?
По глазам лейтенанта Трэгга было видно, что вопрос Мейсона застал его врасплох, но он все же ответил:
— Да, сэр. Этот револьвер, согласно нашим записям, был куплен Фрэнклином Шором в октябре тридцать первого года.
— Ну, и к каким же выводам вы пришли, лейтенант? Судья Ланкершим нахмурился.
— Мистер Мейсон, этот вопрос вряд ли имеет какое-либо отношение к вашей подзащитной. Разумеется, такой вопрос будет недопустим и со стороны обвинения.
— Я понимаю, — сказал Мейсон, — но, насколько я могу судить, обвинение не имеет возражений.
— Абсолютно никаких, — заявил Бюргер, торжествующе оглядываясь на присяжных. — Наоборот, нас бы очень устроило, если бы лейтенант Трэгг ответил на этот вопрос.
Судья Ланкершим, немного подумав, сказал:
— Существует единственный случай, когда такой вопрос может быть допущен в ходе перекрестного допроса, а именно когда он должен показать пристрастность свидетеля. Ввиду того, что на этом основании вопрос может считаться допустимым и поскольку нет возражений со стороны обвинения, я разрешаю на него ответить. Конечно, суд не может знать, что именно имела в виду защита. Однако суд полагает, что в том, что касается процесса по данному делу, должны соблюдаться конституционные гарантии. Поэтому суд требует, чтобы присяжные рассматривали ответ на данный вопрос только с той точки зрения, что он позволит выявить пристрастность свидетеля. При этих условиях свидетель может ответить на вопрос.