— Мои дети обязаны помогать мне по дому, — известила она учителя.
В этом убеждении она была не одинока. Другие родители тоже зачастую задерживали детей дома, чтобы те помогали по хозяйству, и учитель рассердился на бабушку Тоню точно так же, как сердился в таких случаях на других.
— Это дети! — воскликнул он. — Дети должны учиться! Дети должны вовремя приходить к первому уроку и не засыпать в классе от усталости.
Бабушка поднялась, молча выпрямилась во весь свой небольшой рост, показывая этим, что ей надоело тратить время на глупые разговоры, повернулась и вышла из учительской. Пинелис вздохнул. Но он не представлял себе, каким будет продолжение.
Несколько недель спустя, в одну из пятниц, за два часа до окончания уроков, в дверь класса постучали. Не успел учитель крикнуть: «Войдите!» — как на пороге появилась бабушка Тоня. Ученики из других семей, у которых были другие матери, заулыбались в предвкушении забавы. Моя мама, которая была бабушкиной девочкой, сжалась в комок на своем стуле.
— Доброе утро, — сказал Пинелис и уже собрался было добавить: «Чем обязаны?» — но бабушка Тоня перебила его.
— Сегодня пятница! — объявила она.
— Совершенно верно, — подтвердил учитель, как будто она была ученицей, правильно ответившей на его вопрос.
Все дети — за исключением моей мамы — уже откровенно хихикали[22]. Кое-где раздался даже громкий смех.
— Нужно приготовиться к субботе, — сурово продолжала бабушка. — В доме много работы.
— В классе тоже трудная работа, — сказал Пинелис.
— Батия должна помочь мне в уборке.
— Мы сейчас в середине урока, — сказал учитель, — Батия вернется домой в полдень, после уроков, как все другие дети.
Бабушка Тоня переступила порог. Ее глаза оторвались от учителя и остановились на дочери. Мама медленно сложила свои книги и тетрадки в полотняный портфель и поднялась с места.
— Я должна помочь маме, — сказала она учителю таким тоном, будто не разрешения у него просила, а объясняла или, может, даже напоминала ему одно из правил миропорядка. Солнце восходит утром, реки текут в море, планеты движутся по своим путям, а дочери бабушки Тони должны помогать ей поддерживать в доме идеальную чистоту.
Пинелис вздохнул точно так же, как при первой встрече с бабушкой Тоней, а бабушка, сказав свое, повернулась и вышла, оставив дверь открытой нараспашку. Батия вышла следом и тихо закрыла за собой дверь.
«Как она шла? — все думаю я. — Рядом с матерью или осторонь? И что сказала ей по дороге? А может, не говорила ничего, только молчала? А может, пошла другой дорогой, сдерживая рыдания? И обиды свои выговаривала только про себя?» Не знаю. Рассказ этот я слышал не от нее, а от Пнины Гери, ее «классной подруги», как говорили тогда в деревне.
— Я никак не могла понять, как это Батинька даже спорить не стала. Она всегда была такая острая на язык, и за себя умела постоять, а тут…
Я думаю, что мама не стала спорить по той же причине, по которой позже не хотела рассказывать мне об этой истории, — ей было попросту стыдно. И даже более того — она стыдилась своего стыда. Но была тут еще и другая сторона. Наш Нагалаль был местом прославленным и чванливым, в большом почете как в глазах ишува[23] тех дней, так, еще более, — в своих собственных. И, как это свойственно жителям таких знаменитых мест, закончив обсуждать и сравнивать Тель-Авив, Иерусалим, Кфар-Иошуа и Нью-Йорк со своим замечательным мошавом, они принимались обсуждать и судить друг друга. И моя мама не захотела спорить со своей матерью на глазах соучеников, чтобы не давать им повод для такого рода сплетен и насмешек. Она молча встала, вышла из класса и пошла домой убирать.
А уборки хватало. Сначала они с Батшевой вытряхивали все ковры, одеяла и постельные покрывала — вдали от дома, разумеется, чтобы ветер не занес пыль в окна. Потом они мыли все ступеньки: одна поливала из шланга, а другая большой жесткой щеткой чистила бетон. А затем приходил черед главного действа — ежедневного мытья всех полов.
Не знаю, когда появились нынешние замечательные швабры с губчатой насадкой, но знаю, что в дом бабушки Тони они не попали никогда. Прежде всего потому, что всякая губка старается на полу «наследить». Кроме того, никакая губка не отчищает углы и панели «как следует быть». А главное, швабра — это по сути своей негодное орудие, придуманное для людей, которые игнорируют суровые факты жизни, хотят увильнуть от работы и витают в облаках, вместо того чтобы встать на колени и присмотреться к действительности, какова она есть. И поэтому Батия и Батшева вынуждены были каждый день становиться на колени и драить эту «действительность» обыкновенной тряпкой, причем эта процедура повторялась до тех пор, пока бабушка Тоня не объявляла, что она довольна.