В той истории, которую я хочу вам рассказать, речь пойдет как раз о бабушке Тоне и еще — о ее «свипере»[9]. Свипером у нас в семье прозвали тот пылесос, который послал бабушке Тоне дядя Исай, старший брат ее мужа, дедушки Арона. Замечу сразу: мне известно, что свипер и пылесос — это разные вещи. Но бабушка Тоня всегда именовала свой пылесос свипером, и поэтому все мы с тех пор и поныне называем так любой пылесос, тем же именем и на тот же бабушкин лад — с раскатистым русским «р» и глубоким русским «и»: «Сви-и-и-пер-р-р…»
Что касается дяди Исая, то я его никогда не встречал, но из рассказов о нем, услышанных еще в детстве, понял, что речь идет о личности в высшей степени сомнительной, чтобы не сказать аморальной или даже общественно вредной. В самый разгар второй алии[10], когда наши герои-первопоселенцы осушали болота и возрождали землю Палестины, дядя Исай предпочел сбежать в Америку и возрождать землю Лос-Анджелеса. И, словно желая усугубить предательство преступлением, сменил еврейское имя «Исай» на английское «Сэм», а потом основал буржуазный «бизнес» и стал загребать «капитал» посредством жестокой эксплуатации угнетенных пролетариев Соединенных Штатов.
Оба брата, дядя Исай и мой дедушка Арон, были выходцами из хасидской семьи. Оба ушли от религии. Но дедушка Арон сменил веру в еврейского Бога на пылкую веру в социализм и сионизм, тогда как его старший брат чувствовал себя, как рыба, в мутных водах американского капитализма. И дедушка Арон не простил ему этого отступничества. Он даже назвал брата «дважды изменником», намекая на то, что дядя Исай изменил как сионизму, так и социализму.
Что же касается свипера, то это был просто большой и сильный пылесос фирмы «Дженерал электрик», подобного которому ни в нашем мошаве, ни в Долине, ни во всей Стране[11] никто никогда не видел. Ни до, ни после. Так сказала мне мама, которая, кстати, удивительно живо о нем рассказывала. У этого свипера, рассказывала она, был огромный, сверкающий хромом корпус, большущие бесшумные резиновые колеса, могучий электромотор и ужасно толстый и гибкий шланг. Впрочем, при всем моем уважении к этому богатырю и красавцу и несмотря на то что он является героем моего рассказа, я вынужден сразу же признаться, что его история — не самая важная из всех наших многочисленных семейных историй. Это не история любви, хотя тут есть и любовь. Это не рассказ о смерти, хотя многие из его героев и впрямь уже умерли. И это не рассказ об измене и мести, хотя в нем говорится и о том, и о другом. В этом рассказе нет той боли, что есть в других наших семейных историях, хотя его роднят с ними страдания, которыми и он отмечен. Короче, эта история — не из тех, что встают с нами на рассвете, ходят за нами весь день напролет и восходят с нами на ложе поздней ночью; нет, это просто рассказ, который мы припоминаем под настроение и передаем тем поколениям нашей семьи, которые не знали ни дедушку Арона, ни тот свипер, который его брат-«дважды изменник» послал бабушке Тоне из Америки, ни саму бабушку Тоню.
Большим рассказом о моей большой семье я, быть может, займусь как-нибудь в другой раз, в другой книге. Там я расскажу о своих родителях и об их отцах и матерях, о тех Иавоках[12], через которые они переправлялись, и о тех Иерихонах, под которыми они сражались. Я опишу там каторжные работы, к которым были приговорены их тела, и пожизненные тюремные одиночки, в которых томились их сердца. Я навострю перо, чтобы описать единоборства, в которых сходились любящие, и пастушьи распри[13] из-за идей, и состязания в страданиях, и споры о колодцах памяти[14], я перечислю наших семейных безумцев — скрытых и явных, близких и далеких, я расскажу о похищенной дочери и обделенных сыновьях — и все это, господа, тоже будет историей сионистской революции.
Но если я и напишу такую книгу, это будет не сегодня, не завтра и не в ближайшие годы. Я напишу ее, когда состарюсь и стану более мягким, смелым и снисходительным, — но и в этом своем обещании я тоже не вполне уверен.
А пока, в этой небольшой книжке, я хочу рассказать всего лишь одну небольшую семейную историю — историю бабушки Тони и того свипера, который послал ей дядя Исай из Соединенных Штатов Америки. История эта, как я уже сказал, абсолютно правдива, ее герои — вполне реальные люди, и они названы здесь их настоящими именами. Но, как и у всех его собратьев в нашей семье, у этого рассказа тоже есть несколько версий, и каждая из них изобилует преувеличениями, дополнениями, умолчаниями и улучшениями. И еще об одном я обязан сказать, чтобы разъяснить предстоящее. В этом рассказе мне придется порой делать маленькую вставку, необходимую для лучшего понимания, или потревожить покой чего-то давно забытого, а то и вызвать из небытия зачарованную картинку далекого прошлого. И тогда улыбка сменится воплем или слезы — веселым смехом.