В связи с этим имеет смысл поговорить и о сути самого процесса выявления второго смыслового ряда. При этом необходимо понимать, что развертыванию сюжетной линии фильма “Белое солнце пустыни” сопутствует иносказание об особенностях течения исторического процесса в России и сопредельной ей части мусульманской Азии. Этот смысловой ряд, отвечающий в какой-то мере суфийской традиции иносказаний, по-видимому и был положен в основу сюжета киноповести творческим тандемом в лице В.Ежова и Р.Ибрагимбекова. Особенностью этого тандема, которая не может быть выявлена на уровне сюжета, но станет понятной в процессе раскрытия содержательной стороны символики “Белого солнца пустыни”, является то обстоятельство, что в его состав входит специалист в области теории управления [9].
И надо полагать, что авторы киноповести в какой-то мере отдавали себе отчет, в том что они сотворяют иносказание. В противном случае невозможно объяснить, почему они дали одному из упоминаемых в сюжете населённых пунктов название «Педжент». Хотя это название и похоже на Пенджикент (небольшой городок близ Самарканда, удалённый на сотни километров от Каспийского и Аральского морей), но ему всё же нет места ни на одной географической карте. Однако, слово это не бессмысленно:
«ПЕДЖЕНТ (англ. pagent, от лат. pagina — пластина, плита), передвижная сцена в ср.-век. театре, применявшаяся при постановке мистерий, мираклей, театрализованных процессий и др. Представлял собой большую повозку, на которой устраивался двухъярусный балаган; в нижнем ярусе переодевались актеры, а в верхнем, имевшем занавес, примитивную декорацию, показывалось представление (сцена или акт многоактной пьесы); затем П. переезжал на новое место и играл эту же сцену перед другими зрителями, а его место занимал следующий П., на котором продолжалось развиваться действие. Сцены исполнялись в строгом соответствии с сюжетом (выделено нами). Распространение получил в Англии; применялся и в др. европ. странах. В нач. 20 в. П. называли театр. представления с применением передвижной сценической площадки (устраивались в Великобритании, США).
Лит.: Гвоздев А., Пиотровский А., История европейского театра, М. — Л., 1931, с. 415 — 62; Parker A., Pagents: their presentation and productions, L., 1954», — так гласит Большая советская энциклопедия, изд. 3, т. 19, стр. 308, (Москва, 1975).
Выделенная жирным шрифтом фраза — ключевая. Она — своеобразное напоминание авторов киноповести будущим кинорежиссёрам-постановщикам фильма: строго следовать сюжету киноповести. Что может случиться, если кинорежиссёры пренебрегают этим напоминанием, читатель увидит ниже.
Пока же важно понять, что все мы живем на основе внедренного в психику большинства кодирующей педагогикой школы исторического мифа, согласно которому глобальный исторический процесс течет бесцельно, неуправляемо и случайно-непредсказуемым образом после того, как человечество «само собой» возникло в животном мире и перешло в каменный век. Поэтому всякая альтернативная этому мифу точка зрения воспринимается как плод больного воображения. Для формирования предпосылок к переосмыслению столь устойчивого стереотипа необходимо пояснить одну особенность нашего восприятия любого символа. Всякий символ — средство упаковки информации очень высокой плотности. Так, например, хорошо известный восточный символ «инь-янь» ([) вмещает в себя всю Вселенную, как в целом, так и её частности. Для видящего и понимающего непосредственно то, на что указует символ, самого символа, как средства кодирования информации, вполне достаточно во всех жизненных ситуациях. Для невидящего же — для начала следует хотя бы указать на то обстоятельство, что:
· он столкнулся в жизни с некой символикой;
· объективная символичность этого чего-то — реальность, а не вымысел;
· глубину символа ему предстоит понимать самостоятельно, хотя основные ключи ко вхождению в реальность, скрытую в символике, ему и даются в предлагаемой работе;
· что понимание символики обусловлено нравственно, поскольку в основе мировоззрения и миропонимания лежат нравственные мерила человека [10].
Это касается не только “Белого солнца пустыни”, но и многих других произведений искусства вообще и киноискусства в частности. Например, много символически иносказательного и в фильме Л.Гайдая “На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди”, и в фильме “Время печали еще не пришло”. Всё это, конечно, касается современности, но так было на протяжении всей истории человечества, как только появилось искусство с его художественными образами, отображающими объективную социальную реальность. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…» — это тоже из весьма символичного произведения, написанного действительным суфием, как сообщает об этом Идрис Шах в книге “Суфизм”. Но каждый ответит на вопрос «Почему нет повести печальнее?» — по своему, в зависимости от того, насколько он в состоянии увидеть в персонажах и обстоятельствах сюжета наряду с личностными чертами людей черты, объективно свойственные реальным общественно-историческим явлениям: именно одинаковость свойств позволяет отождествить персонажи с явлениями, иными словами, — в персонажах выявить олицетворение явлений [11].
Если же этот этап выпал из процесса осознания и понимания творения художника или по каким-то причинам оказался недоступным, то иносказательная сторона смоделированного в произведении социального процесса или явления, охватывающего иногда жизнь многих поколений, останется закрытой. При таком подходе читатель конечно будет не согласен с любой расшифровкой символа, поскольку для него образ-символ просто не существует; более того, для него проще будет объявить всякую расшифровку вымыслом, домыслом, графоманством или плодом больного воображения. Но это только одна крайность затронутой нами проблемы.
Другая состоит в том, что расшифровку всякой символичности можно продолжать неограниченно долго, затрагивая всё большее количество частностей; можно переходить от выявления второго смыслового одного художественного произведения к другому, после чего расшифровки информационно емкой символики будут разрастаться как снежная лавина, способная засыпать своей массой всё живое в окрyге. Так о пресловутом символе «инь-янь» за всё историческое время его существования написаны целые горы книг, но всё же «инь-янь» остаётся самим собой — символом Жизни, частью Жизни, но не Жизнью во всей её полноте и много— и разнообразии.
И в каждом случае, чтобы избежать этих крайностей, следует придерживаться определенного правила, при соблюдении которого конкретные общественные обстоятельства, а также избранная определённая адресация второго смыслового ряда художественного произведения сами подскажут, каким кругом вопросов и объемом необходимо ограничиться, чтобы второй смысловой ряд отвечал определённым общественным потребностям в благе в настоящее время или в перспективе.
Предлагаемый вниманию читателя второй смысловой ряд иносказания “Белого солнца пустыни” решает конкретную проблему преодоления концептуальной неопределенности управления Русской цивилизацией. Чтобы раскрыть иносказание сначала необходимо дать ключи-символы, которые предстают перед зрителем в образах главных героев фильма.