Витька укатил на зефировском велосипеде, а трактористы, чтобы не терять времени, стали заправлять машины и вести отвлеченный разговор.
— Сильно тебя сегодня отметили, — сказал Матвей.
— Меня отметили, а по радио все одно Хромова передают. Понял? — проговорил Зефиров, вывинчивая пробку из певучей железной бочки. — У нас сроду так: разгонятся одного хвалить — и хвалят не притормаживая. А что Хромов? У него тут, — Зефиров постучал пальцем по лбу, — все клапана стучат. А его, обратно, — по радио. Ровно подрядился, чтобы ему регулярно почет выдавали. Наравне с получкой и комбинезоном.
— Показуха, — сказал Матвей. — С них сверху требуют передовиков отмечать. Вот у них и припасен штатный передовик. Из первой бригады Хромова отмечают, из нашей — тебя.
— Ты меня с Хромовым не равняй.
— А ты тоже не хуже Хромова избаловался. Издаля видать.
— Где же это видать?
— А погляди на трактор. Сколько на нем грязи. На трубках мох растет.
— Я на нем без ремонта две нормы наездил. Понял?
— А зачем мучить машину? Погляди, масло бежит. Хоть бы ты пожалел его. Машина все-таки бессловесная. Хоть бы для виду блок обтер.
— А что я, не обтираю? Ты за меня обтираешь?
— Не я, да и не ты. Витьке передоверил. Что я, не вижу, что ли? Не жалеешь машину.
— «Не жалеешь, не жалеешь»… Я на свои деньги щетку купил для чистки свечей. — Зефиров достал из кармана зубную щетку, показал ее Матвею и сказал: — Понял?
Дальнейшая беседа была прервана. Прибыл Витька. В сельпо водки не оказалось, и заведующая выдала запечатанную красным сургучом бутылку портвейна. Побранив торговые порядки, заведующую, а заодно и Витьку, Зефиров достал стеклянный отстойник, хранившийся у него среди шлангов и гаечных ключей, раскупорил бутылку, и все трое по очереди начали угощаться из отстойника.
— Что ты ни говори, а с таким уходом твой трактор тридцать шесть сил не даст, — сказал Матвей, выплевывая изо рта сургучные крошки.
— Сколько по паспорту положено, столько и даст, — возразил Зефиров.
— Вот именно, только по паспорту.
— Ну ладно, хватит. Понял?
— Чего хватит? Давай Витьку спросим. Витька, чей трактор сильней?
Витька с опаской взглянул на Зефирова и сказал:
— Не знаю.
— Знаешь! Бригадира боишься, — продолжал Матвей. — А я с кем хочешь пойду на спор, что моя машина сильнее.
— Ну и пускай сильней, — сказал Зефиров.
— Тебе премии дают, тебе и пускай. А спорить небось не станешь.
— Почему не стану? Стану.
Они поспорили. Зефиров поставил свою будущую премию, Матвей отвечал пиджаком.
— Завтра механик придет, поглядим, — сказал Зефиров.
— На что нам механик! Сами разберемся. Витька, тащи прицеп!
Витька уставился на Зефирова. Зефиров вопросительно взглянул на Матвея.
— Давай так, — пояснил Матвей, — сцепим трактора и станем друг дружку перетягивать. Чей пересилит — того и верх. Ясно?
— Да ты что, в уме?
— А что? Боишься, что трактор рассыплется?
— Не боюсь, а не положено.
— Как хочешь. Я на свой надеюсь. — И Матвей ласково похлопал свою машину по капоту.
— Я тоже надеюсь. А не положено. Еще чего надумал. Горючее палить, материальную часть изнашивать…
— Вон как ты заболел за материальную часть! Ты не за материальную часть боишься. Боишься — с передовиков попросят…
— Кого? Меня? — спросил Зефиров. — А ну, Витька, цепляй!
Приятели подогнали тракторы кабинами друг к другу, вложили прицеп в серьги и закрепили шкворнями. Было условлено включать сцепление одновременно, по сигналу, и до рычагов поворота не дотрагиваться.
Замирая от восторга, Витька отошел в сторону и сел на опрокинутое ведро. Он был секундант и единственный зритель.
Матвей и Зефиров забрались в кабины. Моторы заревели. Витька снял шапку и приготовился давать сигнал.
Однако дальнейшее течение событий было нарушено появлением Тони. Первым увидел ее Зефиров. Он заглушил свой дизель и спрыгнул на землю.
— Что случилось? — спросил Матвей, перегнувшись из окошка.
Зефиров кивнул в том направлении, откуда шла Тоня, и сказал:
— Понял?
Тоня подошла в своем синем, неудобном пальтишке, уставилась на тракторы и спросила:
— Что это вы делаете?
— Это вот он… — начал было Зефиров.
— Шкворень выпрямляем, — перебил его Матвей.
— А! — сказала Тоня нерешительно.
— Садись, бригадир! — крикнул Матвей и предупредил Тоню: — А ты уйди. Сорвется прицеп — костей не соберешь.
Тоня отошла к Витьке. Зефиров полез в кабину. Моторы снова взревели. Витька взмахнул шапкой, и гусеницы обоих тракторов тяжело забуксовали. Матвей и Зефиров сидели, вцепившись в рычаги, с такими лицами, словно вся эта громыхающая силища исходила от них, а не от моторов. Тракторы буксовали на одном месте. Гусеницы быстро содрали дерн и равномерно скребли грунт своими ребристыми лапами. Две кучи коричневой рассыпчатой земли быстро росли между тракторами, а машины все глубже погружались в вырытые гусеницами траншеи. Моторы ныли…
— Наверное, уже выпрямился, — с беспокойством проговорила Тоня.
В этот момент что-то оглушительно хрястнуло, тракторы расцепились и рванулись вперед. Сверху, словно с самого неба, визжа, как бомба, упал какой-то большой предмет, плюхнулся за плугами, и наступила оглушительная тишина.
— Я говорил — не положено, — будто сквозь вату услышала Тоня голос Зефирова.
Матвей выскочил из кабины, стал смотреть, что произошло. Прицепная серьга его трактора была вырвана напрочь — она-то и взлетела в небо и шлепнулась там, за плугами.
На следующий день дело обсуждалось у директора МТС.
Матвей сидел в канцелярии и дожидался, когда вызовут. Дверь кабинета была плотно закрыта, и директор велел никого не допускать. Он совещался с Игнатьевым. Там же находились Тоня и Зефиров.
Матвей сидел на холодном клеенчатом диване и от нечего делать наблюдал загадочную канцелярскую жизнь. За невысоким дощатым барьером две пожилые женщины перестреливались на счетах. У окна мелодично позванивала машинка. У другого окна девушка крутила арифмометр. Все писали, писали… И только маленький старичок в валенках стоял возле шкафа на стуле и искал какую-то бумажку. Он доставал одну за другой толстые папки, таскал их к столу и терпеливо перелистывал. В папках были вшиты бумажки разного цвета и разной величины: и маленькие, размером в ладонь, и огромные, сложенные гармошкой, покрывающие весь стол вместе с чернильницей, линейками и дыроколом.
Матвей наблюдал уже около часа, а нужная бумажка не находилась.
Мимо прошел оживленный Иван Саввич и скрылся в кабинете. Матвей понял: председателя колхоза вызвали.
Минут через десять вышла Тоня. Она с трудом откинула тяжелую, с гремучим блоком дверь и пошла на улицу. Подумав, Матвей отправился за ней. Тоня у дороги дожидалась попутной машины.
— Не знаешь, долго они еще там? — спросил он.
— Сиди. Позовут, — ответила Тоня.
— Это ты на нас написала?
— Я. — Тоня взглянула в глаза Матвею. — И нисколько не раскаиваюсь… — и добавила тише: — Из-за вас и мне выговор пообещали.
— Ну да?
— Наверное, действительно вам тут не меня, а милиционера с палкой надо… Почему ты такой?