— Скучно мне, — сказал Матвей.
— Как это так скучно? Тебе навстречу пошли. Захотел в МТС — послали в МТС. Захотел в бригаду Зефирова — послали к Зефирову… Смотри, тебя хотят под суд отдавать, — добавила она, оглянувшись.
— Не бойся, тебе выговора не будет, — сказал Матвей. — Ты тут ни при чем.
— Не обо мне, а о себе думай. Тебя судить хотят, понимаешь?
— А Зефиров как?
— Зефиров тебя защищал, как мог. Говорит: «Я бригадир, я один и отвечаю». Он очень тебя защищал.
— Это неважно. Ему-то что посулили?
— Ему, я думаю, ничего особенного не будет. Все-таки с ним считаются.
Окно отворилось, и Иван Саввич позвал ласково:
— Морозов, тебя приглашают.
— Хоть там веди себя как следует, — быстро заговорила Тоня. — Воротник застегни… Дай застегну…
Матвей прошел мимо барьера, за которым маленький старичок все еще искал бумажку, и вошел в кабинет.
Директор МТС, недавно назначенный, моложавый, но поседевший уже человек со значком почетного железнодорожника, с любопытством осмотрел Матвея.
— Что это у тебя за кинжал за поясом? — спросил он.
— Насос от велосипеда… А то ваши тут, эмтээсовские, уносят насосы.
— А ты чей? Не наш? Не эмтээсовский?
— Я еще не поймешь чей.
Иван Саввич скромно сидел у стола, сбоку, и слушал. Вся его фигура словно говорила: «Наконец-то мы и дождались… Сейчас мы припомним все твои спектакли и представления… Сейчас мы с тобой за все разом и рассчитаемся». Зефиров хмуро смотрел в сторону. Игнатьев поглядывал на Матвея выжидающе н недружелюбно.
— Ну, так как же нам с тобой быть, Морозов? — спросил директор.
Матвей подумал и спросил, в свою очередь:
— Сесть можно?
— Конечно. Садись. Как же будем решать?
— Вам виднее. Вас тут вон сколько, а я один.
— Что значит один? — спросил Иван Саввич, ласково поглаживая сукно стола волосатой рукой. — Мы тебя на то и пригласили, чтобы вместе обсудить, чтобы без никакой ошибки. А с тобой еще говорить не начали, а ты уже норовишь на дыбки. Нельзя так. Нехорошо. Человек ты грамотный, не хуже нас разбираешься. Это с дедушки Глечикова не взыщешь, а с тебя можно спросить. Ты и за слова свои и за поступки должен отвечать, как положено по закону. Чего зеваешь? Скучно? Машину калечить не скучно, а с нами беседовать скучно?
— Скучно, — сказал Матвеи.
— Что я говорил? — обратился красный от возмущения Иван Саввич к Игнатьеву. — Другой бы осознал свое поведение, покаялся, а этот — никогда.
— Как ты считаешь, Зефиров виноват? — спросил директор.
— Моя идея, — ответил Матвей. — Я один виноват.
— Ишь какой благородный! — воскликнул Иван Саввич. — Мы и без твоего благородства разобрались, что ты кругом виноват. Зефиров-то без тебя два года работал и, кроме благодарности, ни одного замечания не имел. А ты куда ни встрянешь, всюду ровно микроба. У тебя в прошлый год, как ты в МТС работал, был выговор.
— Прошлый год не было, — сказал Матвей.
— Забыл?
— Выговор не сказка, чего его помнить.
— Сейчас подымут дела — вспомнишь!
Директор позвонил. Вошел старичок в валенках.
— Нашли? — спросил директор.
— Ищем.
— Давайте ищите.
Старичок вышел.
— С ним, я думаю, говорить нечего. Направляйте материалы в прокуратуру, пускай они разбираются, — и Иван Саввич хлопнул ладонью по столу. — Так и так, мол, сознательно вывел из строя трактор. А я тоже еще кой-чего припишу.
Все посмотрели на Матвея. Матвей зевнул.
— Это вы на своей избе портрет повесили? — спросил Игнатьев.
— Ну, повесил. А что?
— С какой целью?
— Без всякой цели. Чтобы красивше было.
— Но почему вы выбрали портрет именно вашего председателя колхоза?
— А я не знал, что он недостойный.
— Да, с вами трудно разговаривать, — протянул Игнатьев.
— Тогда все, — сказал директор МТС. — Если нет возражений, будем дело передавать в прокуратуру. Морозов, нет возражений?
— Нет, — сказал Матвей.
— Это значит — тебе суд будет, — пояснил Иван Саввич, выведенный из себя спокойствием Матвея. — Это значит — посадят тебя, понятно?
— Мне идти? — спросил Матвей директора.
— Так что же ты, так ничего и не скажешь? директор смотрел на него с явным любопытством. — Неужели тебе все равно?
— Какая разница? Что тут работать — что там работать.
— Хоть бы об матери подумал, — вставил Иван Саввич.
— Мать в колхозе работает. Проживет, — сказал Матвей. — Жену, конечно, немного жалко.
— Какую жену? Он разве женат? — спросил директор.
— Врет! — Иван Саввич отмахнулся. — У него всегда такие штучки… Да кто за него пойдет? Ни одна дура не пойдет.
— Нашлась одна.
— Врет!
— Нет, не вру. Сегодня только расписался и свидетельство получил. — Матвей стал рыться по карманам. — Конечно, тяжело ей будет. Только расписался, а тут мужика забрали. Каждому понятно. Ну, да ничего, пусть привыкает. Мне, я думаю, много не дадут.
Он нашел свидетельство и передал директору МТС.
— Да, — сказал директор. — Ну что ж. Поздравляю… Что же она, из вашей деревни?
— Наша, пеньковская.
— Ну вот, Иван Саввич, а вы говорите. Кто это у вас Лариса Ивановна?
— Какая Лариса Ивановна? — спросил Иван Саввич изумляясь.
— Ваша Лариса Ивановна. Супруга Морозова.
— Какая супруга?.. Какая может быть супруга?.. А ну, дайте. — И Иван Саввич вырвал из рук директора свидетельство о браке. Читал он долго, и левый глаз его стал подмигивать. — Нет… — сказал он вдруг срывающимся голосом. — Нет… Не может этого быть… Это он бланку выкрал в сельсовете… Смотрите, печати-то не видать. Смазана печать-то…
Директор и Игнатьев стали внимательно рассматривать свидетельство.
— Что? — спрашивал Иван Саввич. — Я говорил — фальшивка… Что? Ее надо тоже туда же, в дело.
В это время открылась дверь, и в кабинет вбежала Лариса.
— Товарищ директор! — заговорила она, бросаясь к Матвею. — Простите его… Он не виноват вовсе.
— Иди отсюда! — сказал Матвей.
— Честное слово, не виноват… — не обращая на него внимания, продолжала Лариса. — Там уже и серьгу приварили… За что же его?
— Иди отсюда, слышишь?! — повторил Матвей и подтолкнул ее к двери.
— Не касайся до нее! — крикнул Иван Саввич, стукнув кулаком по столу. — Не касайся до моей дочери!
— А если засудите, — не унималась Лариса, — то и я с ним пойду. Добром не пустят — тоже что-нибудь поломаю, казна свезет. А ты, папа, молчи. Для меня теперь твои приказы недействительные.
— Как недействительные?!
— А так. Я теперь ему подчиняюсь. Вот! — И она поцеловала Матвея.
— Идите-ка вы домой, — сказал директор. — Тут не место свадьбу играть.
Когда Матвей с Ларисой проходили мимо барьера, старичок в валенках все еще стоял на стуле и перелистывал папки.
Глава девятая
Свадьба
Ничего не поделаешь — пришлось Ивану Саввичу давать задний ход. Кое-как он упросил эмтээсовское начальство не калечить человеку жизнь, и вскоре в избе Матвея Морозова ломали переборки — готовились играть свадьбу.
Дарья Семеновна и Мария Федоровна сбились с ног. Легкое ли дело — вытащить мебель, напечь пирогов, собирать по соседям посуду, наготовить закуски на шестьдесят человек! В день свадьбы до самой последней минуты женщины боялись, что не поспеют, но к девяти часам вечера все было готово: столы, сколоченные из длинных досок, стояли углом, длинные скамейки были обиты половиками, и дружка жениха Зефиров, с красной лентой на пиджаке, в последний раз пересчитывал расставленные тарелки.
Тоня с дедушкой пришли одними из первых. Зефиров молча и важно поклонился им. У дверей, волнуясь, шепталась с подружками разряженная Шурочка. На дворе слышался веселый шум и смех. Изба наполнялась. Один за другим входили знакомые Тоне люди, и все они, переступая порог, как-то переменялись, становились серьезней и строже, и чуткой душе Тони быстро передалось ощущение торжественности, царившее в избе, и она с особенным, непонятным ей чувством взглянула на пустое место возле красного угла, туда, где стояли две бутылки вина, связанные вместе свежим розовым бантом.