Эрл Стенли Гарднер
«Дело бывшей натурщицы»
Глава 1
— Ну вот я и опоздал, — улыбнулся Перри Мейсон, открывая дверь своей конторы и приветствуя доверенного секретаря Деллу Стрит.
Делла, взглянув на часы, снисходительно улыбнулась:
— Вот вы и опоздали! И если вам так хочется поспать подольше, то ради Бога! Я не знаю, кто бы имел на это больше прав, чем вы. Только… я боюсь, нам придется покупать новый ковер в приемную.
Мейсон недоуменно посмотрел на нее:
— Новый ковер?
— Этот вот-вот протрется до дыр.
— Что ты хочешь сказать, Делла?
— Вас ждет клиент, который ворвался сюда, как только Герти открыла контору, без одной минуты девять. Беда в том, что он не сидит на месте, а меряет шагами комнату со скоростью пять миль в час. Каждые пятнадцать — двадцать секунд он смотрит на часы и спрашивает, когда вы придете.
— Кто это?
— Лэттимер Рэнкин.
Мейсон нахмурился.
— Рэнкин, — пробормотал он, — Рэнкин… Тот, что имеет какое-то отношение к картинам?
— Известный агент по продаже произведений искусства, — уточнила Делла Стрит.
— Ах да… припоминаю. Он производил экспертизу картины по одному делу и какую-то даже нам подарил. А кстати, куда мы ее подевали, Делла?
— Она собирает пыль в кладовой за библиотекой юридической литературы. Или, точнее, собирала до пяти минут десятого сегодняшнего утра.
— А что потом?
— А потом, — продолжала Делла, указывая на картину, — я сняла ее и повесила справа от двери, чтобы клиенту было удобно созерцать ее, когда он займет свое место напротив вас.
— Умница, — похвалил Мейсон. — Только боюсь, не повесила ли ты ее вверх ногами.
— Ну, если хотите знать мое мнение, то вся она какая-то перевернутая. Но, по крайней мере, она висит. Кстати, на обратной стороне есть табличка с именем Лэттимера Рэнкина и его служебный адрес. Если табличка прибита правильно, то и картина висит правильно. А если он нахмурится и скажет: «Мистер Мейсон, вы повесили мою картину вверх ногами», вы можете парировать: «А вы, мистер Рэнкин, вверх ногами прибили табличку».
— Ну что ж, справедливо, — согласился Мейсон. — Давай освобождать его от мучительного ожидания. Поскольку у меня не было назначено встречи, я не очень-то и торопился.
— Я говорила ему, что вы будете с минуты на минуту, просто задержка в пути.
— А как ты об этом узнала? — улыбнулся Мейсон.
— Телепатия.
— Ты намерена и дальше этим заниматься?
— Ну, все время этим заниматься мне будет страшновато, — кокетливо ответила она. — Так я зову мистера Рэнкина, пока ковер еще цел?
Несколько секунд спустя, как бы продолжая свой марафонский бег, в комнату ворвался высокий темноволосый человек с угрюмым лицом и пронзительными серыми глазами. Приблизившись к столу Мейсона, он схватил руку адвоката своей огромной костлявой лапищей, окинул помещение быстрым взглядом и сказал:
— А, вижу, вы повесили мою картину. Многие не понимали работы этого художника, но рад сообщить, что сейчас они очень хорошо расходятся. Я предвидел этот момент. У него есть мощь, гармония. Мейсон, я хочу подать в суд на одного человека за клевету и оскорбления.
— Вы не хотите этого.
Замечание Мейсона заставило Рэнкина вздрогнуть.
— Боюсь, вы меня не поняли, — сказал он холодно, начиная понемногу выходить из себя. — И я хочу, чтобы вы немедленно возбудили дело. В качестве компенсации я намерен получить полмиллиона долларов с Коллина М. Дюранта.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Рэнкин, оставаясь прямым и натянутым как струна, согнулся и опустился на стул.
— Я хочу, чтобы это дело получило самую широкую огласку, — продолжал он. — Дюранта надо выдворить из города. Он ни черта не смыслит в деле, плут, обманщик, словом, непорядочный человек.
— Вы хотите получить с него полмиллиона долларов?
— Да, сэр.
— И хотите дать самую широкую огласку этому делу?
— Да, сэр.
— Вы хотите доказать, что от его действий пострадала ваша профессиональная репутация?
— Верно.
— И ущерб равен полмиллиону долларов?
— Да, сэр.
— Вам придется объяснить, каким образом это было сделано.
— Он открыто заявил, что я не разбираюсь в искусстве, что мои оценки ничего не стоят и что от этого пострадал один из моих клиентов.
— А кому он об этом заявил? Скольким людям? — спросил Мейсон.
— Очень долго я подозревал, что это были всего лишь намеки. Теперь у меня есть свидетель — молодая женщина по имени Максин Линдсей.
— И что же он сказал Максин Линдсей?
— Он сказал, что картина, которую я продал Отто Олни, — заурядная подделка, при первом взгляде это распознал бы любой агент.
— Об этом он сказал только Максин Линдсей?
— Да.
— В присутствии свидетелей?
— Других свидетелей не было. При подобных обстоятельствах вряд ли они возможны.
— Каких обстоятельствах? — уточнил Мейсон.
— Он пытался произвести впечатление на молодую особу, короче говоря, клеился к ней — так, по-моему, теперь это называется.
— Она рассказала кому-то еще о том, что узнала? — поинтересовался Мейсон. — Другими словами, стала ли эта информация достоянием других?
— Нет. Максин Линдсей учится рисовать. Два-три раза мне удавалось оказать ей кое-какие услуги. Помог удачно купить краски и все остальное, за что она была мне очень благодарна. Придя ко мне, Максин все рассказала, чтобы я был в курсе проделок Дюранта. Конечно, кое-что мне было известно, но впервые появилась возможность доказать.
— Итак, я повторяю свое утверждение: вы не хотите возбуждать это дело.
— Боюсь, я не понимаю вас, — уже спокойнее сказал Рэнкин. — Мои финансовые дела в порядке. Чековая книжка при мне. Я готов выплатить аванс. И я хочу возбудить иск немедленно. Иск на полмиллиона долларов. Конечно, если вы не хотите заняться этим делом, я всегда могу…
— Спуститесь на землю, — начал успокаивать его Мейсон. — Давайте посмотрим на факты.
— Очень хорошо, продолжайте — о фактах, так о фактах.
— Итак, Максин Линдсей знает, что Коллин Дюрант сказал, что вы продали Отто Олни картину, которая не является подлинной. А кстати, сколько вы получили за нее?
— Три тысячи пятьсот долларов.
— Хорошо, — продолжал Мейсон. — Максин Линдсей знает, что сказал Дюрант. Вы предъявляете иск на полмиллиона долларов. Это попадает в газеты. На следующее утро миллионы читателей узнают, что Лэттимер Рэнкин, агент по продаже картин, обвиняется в том, что всучил подделку. Это все, что они запомнят.
Чепуха, — взорвался Рэнкин. — Они узнают, что это я подал на Коллина Дюранта, что хоть кто-то осмелился привлечь к ответу этого прохвоста.
— Нет, не узнают, — стоял на своем Мейсон. — Прочитав, они запомнят только то, что один эксперт сказал, будто вы всучили подделку за три тысячи пятьсот долларов богатому клиенту.
Рэнкин нахмурился, поморгал глазами и уставился на Мейсона.
— Вы хотите сказать, что я должен сидеть сложа руки, пока этот хам будет распространять обо мне подобные слухи? Бросьте, Мейсон! Он не эксперт, он просто агент и, если вам интересно знать, очень плохой агент.
— Мне это неинтересно, — ответил Мейсон, — и не в ваших интересах делать такие заявления, так как вы знаете, что Дюрант в свою очередь тоже может привлечь вас за клевету. Итак, вы пришли сюда за советом. Я даю вам его. Возможно, это не то, что вам хотелось бы услышать, но это то, что вам необходимо знать. Когда вы возбуждаете против кого-то дело о диффамации, имейте в виду, что в этом случае вы ставите под сомнение свою собственную репутацию. Вы даете под присягой показания, и адвокат противной стороны начинает задавать вам вопросы. Предположим, это делаю я: вы продали Отто Олни фальшивую картину?
— Конечно нет.
— Откуда вам это известно?
— Потому что я разбираюсь в живописи. Я знаю художника. Я знаю его работы. Я знаю его стиль. Я вообще разбираюсь в искусстве, Мейсон. Бросьте, я бы и десяти минут не продержался в бизнесе, если бы не разбирался. Картина подлинна, в этом не может быть никаких сомнений.