Выбрать главу

Глава 2

В час тридцать Делла сообщила:

— Пришла ваша свидетельница, шеф.

— Свидетельница? — переспросил Мейсон.

— Да, та, что проходит по делу о фальшивой картине.

— А, — вспомнил Мейсон, — та молодая особа, которой Дюрант, желая произвести впечатление, поведал о том, что картина Олни — подделка. Надо посмотреть, годится ли она для процесса, так что давай-ка познакомимся с ней, Делла.

— Я уже с ней познакомилась.

— И как она, аппетитная?

Делла улыбнулась глазами:

— Вполне.

— Сколько лет?

— Двадцать восемь — тридцать.

— Блондинка, брюнетка, рыжая?

— Блондинка.

— Давай посмотрим, — заключил Мейсон.

Делла Стрит вышла и через минуту вернулась с застенчиво улыбающейся голубоглазой блондинкой.

— Максин Линдсей, — представила ее Делла Стрит, — а это — мистер Мейсон, мисс Линдсей.

— Здравствуйте, — сказала она, проходя вперед и протягивая руку для приветствия. — Я столько наслышана о вас, мистер Мейсон! Когда мистер Рэнкин сказал, что мне предстоит встретиться с вами, я не могла в это поверить.

— Рад с вами познакомиться, — пропустил мимо ушей комплимент Мейсон. — Вам известно, почему вы здесь, мисс Линдсей?

— Из-за мистера Дюранта?

— Верно. Не могли бы вы рассказать мне об этом?

— Вы имеете в виду подделку Фети?

— Так это действительно подделка?

— Так сказал мистер Дюрант.

— Хорошо, присаживайтесь вот сюда и попытайтесь воспроизвести ваш разговор.

Она опустилась на стул, улыбнулась Делле Стрит и, поправляя платье, сказала:

— С чего же мне начать?

— Когда это произошло?

— Неделю назад.

— Где?

— На яхте мистера Олни.

— Он ваш друг?

— В каком-то смысле.

— А Дюрант?

— Он был там.

— Друг Олни?

— Ну, наверное, мне следует объяснить. Это было что-то вроде вечеринки, где собираются художники.

— А сам Олни рисует?

— Нет, он просто любит общаться с художниками, говорить об искусстве, картинах.

— И он покупает их?

— Иногда.

— Но сам не занимается живописью?

— Нет, ему бы хотелось, но нет. У него хорошие идеи, правда, отсутствует талант.

— А вы художник?

— Мне бы хотелось причислить себя к их числу. Некоторые из моих картин имели успех.

— И это помогло вам познакомиться с мистером Олни?

Она открыто посмотрела в глаза Мейсону:

— Нет, я не думаю, что он пригласил меня по этой причине.

— Так почему он пригласил вас? — настаивал Мейсон. — Личный интерес?

— Да нет, не совсем. Дело в том, что прежде я была натурщицей, и он познакомился со мной, когда я позировала одному художнику. У меня это неплохо получалось, пока я не стала немного… ну, у меня немного располнела грудь. И вот тогда я сама решила заняться живописью.

— А этот «недостаток», — улыбнулся Мейсон, — дисквалифицирует вас как модель? Я-то по своему невежеству полагал, что все как раз наоборот.

Она улыбнулась в ответ:

— Фотографам нравится полная грудь, художники, как правило, предпочитают изящество форм. Я начала утрачивать свои позиции как первоклассная модель, а позировать фотографам для каких-то поделок не хотелось. Фотографы высшего класса обычно еще более разборчивы, чем художники.

— И вы решили заняться живописью, — вернулся к началу разговора Мейсон.

— В каком-то смысле — да.

— Вы этим зарабатываете на жизнь?

— Частично.

— А прежде вы не изучали живопись? В художественной школе или?..

— Это не та живопись, — не дала она закончить ему вопрос. — Я делаю портреты.

— Я полагал, что и этому надо учиться, — удивился Мейсон.

— Я это делаю по-другому. Беру фотографию, сильно увеличиваю ее и печатаю, чтобы получился всего лишь размытый контур. Затем покрываю его прозрачной краской. А потом заканчиваю портрет маслом. Довольно неплохо получается.

— Но Олни больше интересовался вашей…

Она улыбнулась:

— Я думаю, его интересовало мое отношение к искусству, жизни… Возможно, то, что в недавнем прошлом я была натурщицей.

— И каково это ваше отношение?

— Ну, если вы модель и позируете художникам, то к чему скрывать? Я терпеть не могу лицемерия… Так вот, однажды, во время сеанса у одного художника, мы разговаривали с Олни о его жизненной философии, о том, как я понимаю жизнь… И после этого он пригласил меня на вечеринку.

— Это тогда зашел разговор о картине?

— Нет, это было намного позднее.

— Хорошо. Расскажите о вечеринке. Вы разговаривали с Дюрантом?

— Да.

— Он говорил о картинах Олни?

— Нет, не о картинах Олни. Он обсуждал своих коллег или, точнее, конкурентов.

— И Лэттимера Рэнкина?

— Да, о нем главным образом и шел разговор.

— Можете вы припомнить, с чего все началось?

— Я думаю, Дюрант хотел произвести на меня впечатление. Он был… ну, мы были на палубе, и… он пытался ухаживать за мной. Дело в том, что я очень хорошо отношусь к мистеру Рэнкину. По-моему, Дюрант, почувствовав это, решил как-то скомпрометировать его в моих глазах.

— Продолжайте.

— Говоря о мистере Рэнкине, он сделал несколько замечаний, которые я бы сочла немного, ну, немного… Я бы назвала их язвительными, если бы речь шла о женщине.

— Но он не женщина, — заметил Мейсон.

— Определенно нет.

— Насколько я могу догадаться, руки он держал все это время не в карманах?

— У мужчин руки редко бывают в покое, — заметила она небрежно. — Его были настойчивы.

— И затем?

— Я сказала, что мне нравится мистер Рэнкин, что у нас дружеские отношения, на что Дюрант ответил: «Хорошо, любите его, если вам так хочется, как друга, но никогда не покупайте у него картин. Можно влипнуть».

— И что вы на это ответили?

— Я спросила, что он имеет в виду.

— И что он ответил?

— Он сказал, что Рэнкин или не разбирается в искусстве, или надувает своих клиентов и что одна из картин на этой яхте, проданная Олни Рэнкином, — поддельная.

— Вы спросили какая?

— Да.

— И он ответил?

— Да, Филипп Фети, та, что висит в главном салоне.

— У него приличная яхта?

— Да, вполне. На ней можно отправиться куда угодно, хоть вокруг света.

— Олни ходит в кругосветные плавания?

— Не думаю. Он иногда отправляется в круизы, но в основном использует ее для вечеринок, где… где он может развлекать своих приятелей-художников. Он проводит на борту очень много времени.

— А дома его друзья не бывают?

— Не думаю.

— Почему?

— Наверное, жена не одобряет.

— А вы встречались с ней?

— Определенно нет.

— Но вы хорошо знакомы с Олни?

— Да.

— Так… — сделал паузу Мейсон. — Рискую показаться невежливым, но вынужден это сделать. Вам предстоит давать свидетельские показания.

— Но я этого не хочу.

— Боюсь, что теперь вам уже придется это сделать. В суде вы повторите то, что сказал Дюрант. А теперь мне необходимо знать, могут ли во время перекрестного допроса вскрыться какие-то вещи, касающиеся лично вас и которые вам не хотелось бы обсуждать.

— Это будет зависеть от того, в какое русло будет направлен допрос, — твердо сказала она, посмотрев в глаза адвокату. — Мне двадцать девять лет. И я не думаю, что найдется девушка моего возраста, которая…

— Минуту, — прервал ее Мейсон, — постарайтесь не понять меня превратно. Я перехожу к конкретным вопросам. Связывает ли нечто большее, чем дружба, вас и Лэттимера Рэнкина?

Она непроизвольно рассмеялась:

— О Боже, нет! Искусство для Лэттимера Рэнкина — это все: его мысли, мечты и даже пища. Я для него только художница. И он, как друг, помог мне с заказами на несколько портретов. Мысль о какой-то любовной связи в голове Лэттимера Рэнкина — это что-то невероятное. Нет, мистер Мейсон, определенно нет.

— Хорошо, — продолжал Мейсон, — тогда еще вопрос: а с Отто Олни?