— Да… через четверть часа освобожусь. Я тут… добрый доктор Айболит… детишек лечу… Что? Послушай, если так — лучше в больницу. Такой маленький ребёнок, такая температура! Проверишь, успокоишься, и тогда…
Это слово — спокойствие, и было доминантой в отношениях с Олегом Никифоровым.
Он приходил в очередной смятенный дом, где навстречу — полные страха глаза — что? Очень плохо?
И тревога, если не уходила совсем, то отступала, уступала его уверенности и тому спокойствию, которое он дарил вам одним своим присутствием.
Сам он позже признавался, что испытывает это чувство очень редко. Но его пациенты…
Они уверялись сразу в том, что всё будет сделано наилучшим образом, единственно верно, что ничего не будет упущено.
Все наши встречи — из разряда «не дай Бог». Когда болезнь нетяжела и привычна, мы так же привычно справляемся с лечением сами.
Но если есть угроза… И поэтому первый его отклик по телефону, раньше даже приветствия:
— Что случилось?
И в тот же день: раньше — после работы, или позже, совсем в ночь — если задержали операции, он появляется:
— Прошу прощения, мне оставили нынче все аппендициты…
Привычно ли ему это настолько, что уже не посещает мысль — вот, ещё несколько жизней продлятся благодаря ему? И будут у людей «завтра», и «послезавтра», и двадцать лет спустя.
Это уже вроде бы никому не в чудо. И всё-таки это — чудо. Чудо, сотворенное Врачом и Человеком.