Я пожал плечами и последовал за ним. Мы прошли между двух трещащих туш туда, где собирались Дюк и другие. Ларри выглядел таким несчастным, что мне хотелось сказать ему еще кое-что, но Шоти удержал меня за руку. — Оставь его, Джим. Пусть он переработает это сам. У Ларри такая манера.
— Но это не его ошибка, и никто не пострадал.
— Но мог бы, — сказал Шоти. — Его обязанностью было проверить гнездо и он думает, что ошибся. В глазах Ларри выговор Дюка весьма серьезен. — Он добавил: — Если на его месте был бы я, то чувствовал бы то же самое.
— О, — сказал я и обдумал это. — Окей. — Потом спохватился: — Постой, я забыл сумку с образцами. Я бросил ее, когда началась суматоха. Подожди минутку.. ., — я прервался и пошел назад к загону.
Шоти кивнул: — Я подожду здесь.
Это заняло недолго. Я пронесся возле дымящихся червей до подножья ската. Сумка была там, где я ее оставил. Я подхватил ее и повесил на плечо, ощупывая содержимое, пока шел назад.
Я обогнул гнездо и увидел, как самый большой червь атакует Шоти.
Шоти как раз поворачивался ко мне, улыбаясь — и тогда раздался чирикающий рев: — Хторр! Хторрр!, — ближайший к нему кусок стены отвалился и оттуда заструилось толстое, пурпурно-красное тело, сплошная пасть и хватающие руки — клешни. Я не мог ухватиться за свой факел! Чертова сумка мешала! — ШОТИ! — Шоти уже поворачивался к червю, внезапное осознание появилось на его лице — и червь обрушился на него. У него не было времени даже вскрикнуть.
Я ощутил свои руки и сжег обоих. Я направил на них факел и поджег. Яркие клубы пламени. Палящие языки пламени. Красное, черное и оранжевое! Ревущий, очищающий огонь! Я крепко держал триггер и давил, давил и кричал. Огнемет кричал тоже. Я чертил им по червю взад и вперед еще долго после того, когда тварь перестала корчиться. Тогда я повернулся к гнезду и поджег его тоже. Я не останавливался, пока огонь не охватил все и крыша обрушилась.
Но к тому времени в факеле уже кончилось горючее и его смогли вырвать из моих рук.
11
Мы ехали назад в молчании. Я сидел, уставившись на сумку с образцами на моих коленях, и старался не думать о цене, которую Шоти заплатил за мою глупость. Это ведь была глупость, правда? Я имею в виду тащить сумку таким способом.
Дюк на переднем сидении тихо совещался с Хенком. Я пытался не слушать, но ветер сносил их слова ко мне. Они перебирали факты, ставя их так и эдак. — Этот четвертый хторр, — настаивал Дюк, — он не должен был находиться там.
Хенк закаркал в ответ: — Э-э, Дюк — мы еще многого не знаем о них.
Дюк не слушал его: — Я думаю, хижина выглядела слишком большой — чертова разведка! Они еще попомнят это. Мне надо было врубить проклятого Моба и к черту расходы.
— Эй, а как с парнем…
— Что?
— Он принял это очень тяжело.
— Мы все так.
— Но именно он нажал на спуск.
— Риск общий для всех, — сказал Дюк. — Ты знаешь.
Хенк глянул назад на меня. — И все же…. — сказал он тихо, — не помешает сказать ему словечко… или что-нибудь.
Дюк некоторое время не отвечал. Когда ответил, голос был напряжен: — Будь ты проклят, Хенк. Я просто сначала хочу зализать собственные раны. Шоти был моим другом тоже. — Он замолчал, отвернулся и уставился на проплывающие холмы; на них уже легли сумерки. Облака розово сияли на бледно-сером горизонте.
Я плотнее запахнул куртку. Ветер продолжал бить по волосам и глазам; он был холодный и пыльный, а я был несчастен и жалок, как внутренне, так и внешне. Временами тысяченожки начинали шевелиться; мешок встревожено колыхался, но легкого шлепка ладони было достаточно, чтобы они снова свернулись; три твердых маленьких клубка размером с мускусную дыню-канталупу.
Перевалило девять, когда мы доехали до базы. Когда-то это был лагерь бойскаутов, но теперь его приспособили под временную базу Специальных Сил. Джипы остановились перед главным холлом и люди начали просачиваться в двери: — Ну как? Сколько червей вы завалили? — Голоса звучали громко и возбужденно.
Однако, почти сразу они поняли наше настроение, и когда Дюк сказал: — Шоти погиб, — неуютное молчание охватило группу. Они шли за нами в главный холл, где сержант Келли налила кофе в своей обычной манере «много-вас-таких», и раздала тарелки с горячими бисквитами с неуместной торопливостью. Я сгрыз пару бисквитов — вполне смог обойтись без кофе сержанта Келли — и слинял в уголок. Никто не удостоил меня внимания, за что я был более чем благодарен.
Дюк тоже стоял один. Держа кружку не за ручку, он медленно потягивал кофе, морщась от вкуса и пропуская мимо ушей случайные вопросы. Другие члены экспедиции выдавали свои рассказы с той скоростью, с которой могли говорить. Когда они подошли к месту о Шоти, некоторые оглянулись на меня и понизили голос, но возбужденное бормотание все же доходило до меня. — Четвертый червь?… Невозможно! — Но скепсис натолкнулся на настойчивость и дискуссия разбилась на отдельные высказывания.
Потом вошла доктор Обама и отвела Дюка в сторону, где они совещались некоторое время; один раз они поглядели в мою сторону, но когда увидели, что я смотрю на них, отвернулись; потом Дюк оставил чашку и оба удалились.
Внезапно передо мной встал Тед. Он горбился, засунув руки глубоко в карманы джинсов. На лице его было странное выражение, словно он смотрел на автомобильное происшествие.