Молчал и Грязнов, пытаясь сообразить, как же это мог подставиться Евдоким? С его-то опытом и знанием зоны… Повернуться спиной к обезумевшему от крови беспредельщику, пусть даже безоружному, это же, по крайней мере… дур… Мысли путались, в голове роилось нагромождение вопросов, которые требовали ответа, и он спросил со скрытом неприязнью в голосе:
– Он из столовой шел? Обедал там?
– Нет, до обеда еще было далеко.
– В таком случае я не понимаю…
– Вы хотите спросить, что он делал в столовой?
– Да.
– Резонный вопрос, – заметил майор. – Однако Евдоким Савельевич взял за правило самолично проверять выполнение норм заложения тех продуктов, что шли на стол спецконтингента, и не было такого дня, чтобы он…
– Один?
– Когда как. Случалось, что и я сопровождал его. Но в тот день, как нарочно…
Голос майора дрогнул, и он развел руками.
Да, в этом был весь Евдоким Чуянов. К осужденным он относился, в первую очередь, как к людям, и, в отличие от новоиспеченного «кума» боровской «семерки», никогда бы не назвал зэка спецконтингентом.
– И кто его? – наконец-то спросил Грязнов.
– Вы хотите спросить, кто тот отморозок?
– Да. Откуда он?
– Хабаровчанин. Ну, а если быть более точным, то это типичный отморозок и беспредельщик. И в том, что он с заточкой в руке бросился на человека в форме…
– Я спрашиваю, кто это был?
Майор пожал плечами. Мол, желаете узнать анкетные данные? Пожалуйста. Только вряд ли они что скажут.
– Калистратов. Дмитрий Калистратов. Статья сто пятая, часть вторая. Пятнадцать лет лишения свободы.
– И где он сейчас?
– Сегодня утром этапировали в Хабаровск.
Глава 3
Уже ближе к ночи за поминальным столом остались только Грязнов с Юнисовым, хозяин дома и Акай Тайгишев, бывший однокашник Чуянова, уже лет двадцать возглавлявший районную охотоинспекцию. Жена Рябова уединилась на кухне с горой грязной посуды. Юнисов взял со стола очередную бутылку водки, разлил ее по стопкам и, обращаясь к Рябову, произнес:
– Ну что, Игорь Викторович, позволь поблагодарить тебя и хозяйку дома за этот стол, за добрую память о Евдокиме, пожалуй, и мы пойдем. Ты как, Вячеслав Иванович?
Грязнов согласно кивнул.
– Да, конечно, пора и честь знать. Тем более, что неплохо бы и выспаться перед завтрашним днем.
– М-да, знал бы, где упасть, соломки постелил бы, – произнес Рябов, ставя пустую стопку на стол. Впечатление было такое, будто он воду пил, а не водку. – Жил человек – и нету. А ведь уже оклемался от смерти жены, когда в Боровск приехал. Я ему еще помогал мебелью обзавестись. Планы разные строил…
– Видать, судьба, – эхом отозвалась появившаяся в дверях Татьяна.
И в этот момент подал голос не очень-то разговорчивый, словно ушедший в себя Тайгишев:
– Оно, конечно, на судьбу да на злой рок все списать можно, и кое-кто из чиновников в погонах именно на это и давить будет, да только лично я не очень-то верю в случайность всего того, что произошло в «семерке».
Над столом зависла гробовая тишина, которую нарушил слегка охрипший басок Рябова:
– Что ж, ты хочешь сказать, что гибель Евдокима?..
– А ты хочешь спросить, не думаю ли я, что это преднамеренное убийство? – Тайгишев покосился на хозяина дома. – Не знаю. По крайней мере, утверждать не берусь. Однако и в тот злой рок, который будто бы навис над семьей Евдокима, не очень-то верю.
– Ну, конечно, – завелся Рябов, покосившись на Юнисова. – Ты у нас – следовик да охотник. Тебе в тайге следы распутать, что мне на асфальт высморкаться. Да только не в тайге погиб Евдоким, а в «семерке», от руки зэка, на территории зоны, где каждый отпечаток ботинка на виду. И прежде, чем в чем-то сомневаться да свои собственные версии городить…
Он не договорил и только рукой махнул, вновь покосившись на Юнисова. Однако Олег, видимо, думал несколько иначе, и когда они втроем распрощались с Рябовыми и уже шли к гостинице, Юнисов спросил осторожно:
– Слушай, Акай, ты действительно не очень-то веришь в то, что гибель Чуянова – случайность?
Тайгишев затянулся «Явой», долго молчал, видимо, обдумывая ответ, и наконец произнес неуверенно:
– Честно признаться, даже не знаю, что сказать. Но когда только и слышу в городе про «злой рок» и прочую хренотень… Короче, не то чтобы не верю, но…
– А ты говори, говори! – подбодрил его Грязнов. – Иной раз лучше лишнее сказать, чем таить в себе.