Выбрать главу

Задержанный пояснил, что зашел «просто так», к случайной знакомой», от армии освобожден и справка о том имеется. Но при личном обыске чекисты обнаруживают у незнакомца документы, выписанные на различные имена, нож-кортик, пистолет «Монтекристо». На момент задержания улик было явно недостаточно. Нашлась всего одна маленькая зацепка — в кармане у него обнаружена расписка некой гражданки Чекур о получении денег за какую-то проданную одежду.

Через адресное бюро удается установить, что Анна Чекур действительно проживает на Фонтанке, 46. Женщину приглашают для допроса. Но в показаниях она явно путается. Тогда с санкции прокурора в доме у Чекур проводится обыск. Его результаты заставляют отнестись к расследованию еще серьезнее.

Понятые удостоверяют своими подписями изъятие из укромных тайников квартиры бланки удостоверений об освобождении из ИТК, бланки документов для получения воинских льгот, несколько требований продовольственным базам о выдаче продуктов, крупную сумму денег, множество различных вещей, в том числе и мужских. Это удивительно еще и потому, что неработающая Анна Чекур якобы проживала одна…

Чекисты все еще полагают, что где-то в типографии происходят хищения документов. Еще не готовы результаты экспертизы и неизвестно, что в городе действует подпольная типография, наладившая производство различных продуктовых карточек и документов. Они еще не знают подельников задержанного, да и его настоящей фамилии…

Сегодня, пожалуй, никого не удивишь ни фальшивыми авизо, ни другими «липовыми» платежными документами. Но в предвоенную пору подобные махинации были редкими.

Еще в 1940 году в один из продмагов Ленинграда пришел мужчина и, предъявив кассовый чек, попросил продать ему продуктов на довольно большую по тем временам сумму. Продавщице, удивленной таким аппетитом, он пояснил, что собирается отмечать защиту диссертации. На самом же деле посетитель никакую диссертацию не защищал, да и не мог. Его трудовой путь, скорее, напоминал страницы криминального романа…

Из уголовного дела: Кошарный Виталий Максимович, 1916 года рождения… образование 6 классов… подделав аттестат о среднем образовании, пытался поступить в Академию художеств, не прошел по конкурсу… подделав трудовой список поступил в трест Ленинградоформление»…

…Продавец, еще раз взглянув на чек, заподозрила, что он фальшивый и вызвала милицию. Выяснилось, что покупатель — Виталий Кошарный аккуратно подрисовал на чеке «лишние» нули так, чтобы сумма покупки увеличилась в несколько раз…

Неудавшегося графика по молодости до суда под стражу не взяли, оставили жить дома вместе с женой Марией. Но не успел прозвучать приговор, как Кошарный был снова уличен в подделке документов: с помощью супруги и знакомого бухгалтера завода имени Степана Разина, он подделал платежное поручение, по которому попытался через сберкассу снять со счета завода десять тысяч рублей. Но и этот номер не прошел и 19 февраля 1941 года Кошарного арестовали. Марие же ее прегрешения простили и выпустили на свободу…

Начало войны Кошарный встретил уже осужденным по ст. 169, ч.2 тогдашнего Уголовного кодекса, в лагпункте № 32 под Ленинградом. Там же начинающий график познакомился с некими Кирилловым, Федоровым и Баскиным.

В начале ноября 1941 года осужденные решают бежать. Им, с помощью графика-самоучки Кошарного, удается подделать удостоверения о досрочном освобождении и, пользуясь сумятицей начала военной поры, беспрепятственно покинуть «зону». Действительно, в ту пору многих осужденных за незначительные преступления освобождали досрочно — они уходили на фронт защищать Родину. Поэтому фальшивые документы не привлекли внимания военных патрулей.

Первым ушел из лагпункта Баскин, затем — Кошарный с Кирилловым. Федорову не удалось выйти за «территорию» и он вынужден был задержаться в лагпункте на несколько дней. Но своим подельникам он назвал несколько адресов в Ленинграде, где бы их обогрели и накормили.

Уже через несколько дней Кошарный начинает подделывать талоны на получение хлеба и «отоваривать» их с помощью подельников. А между тем с 20 ноября дневная норма выдачи хлеба для рабочих сократилась до 250 граммов, для иждивенцев — всего до 125.

Позднее, обращаясь к Генеральному прокурору СССР, Кошарный в своем прошении о помиловании напишет: «Обладая способностями в области графики (рисунка)… я обещаю очень много нового, ценного… создать для народа».

Но это будет гораздо позднее. А в конце зимы 42-го оперативники о деятельности группы, Кошарного практически ничего не знали…

Адреса, полученные беглецами от Федорова, оказались кстати. Одним из таких мест и было жилище Анны Чекур, сожительницы Федорова. Но деятельность группы развернулась и в доме другой женщины — Екатерины Баланцевой, сестры Чекур.

Именно в квартире Баланцевой находилась подпольная типография по производству фальшивых карточек. Именно здесь было найдено множество фальшивок: талоны на хлеб за декабрь — 230 штуки; январские — 154, февральские — 392… Кроме того, при обыске были изъяты приспособления для печати — специальная бумага, краски, типографские литеры, гранки, резиновые штампы «хлеб», «сахар», «крупа»…

В квартире Баланцевой была оставлена засада, в которую 9 марта 1942 года попались Кошарный и Кириллов, удравший ранее от сержанта Михайлова. О них было уже известно немало — сотрудники НКВД трудились не зря. Уже были выявлены связи Чекур, Петровичевой и Баланцевой. Уже по фотографиям, вклеенным в поддельные документы, беглецы были опознаны, а по направленным запросам установлены их личности.

В тот же день, когда Кошарный неудачно навестил Баланцеву, была задержана и его жена — Мария.

На первом допросе женщина показала, что узнала о подделке карточек, якобы, только что. Естественно, ей не поверили. В деле аккуратно подшиты протоколы допросов свидетелей — обитателей общежития при эвакопункте № 21, где жила Мария. Кому-то она еще в декабре предлагала куриные яйца, новые вещи, кто-то видел у Кошарной по нескольку карточек. А кассир ближайшей столовой запомнила, «Марусю», неоднократно получавшую по талонам сразу 3–6 обедов (не забудьте: нормы питания тогда были крайне скудными). На опознании кассир уверенно указала на Кошарную…

Наконец наперебой заговорили и подельники Кошарного, поняв, что им не выкрутиться, а доказательств их вины собирается все больше. Правда, чаще в своих показаниях они старались свалить всю вину друг на друга. И снова очередные допросы, очные ставки»…

— Вот умники, эти журналисты, — размышлял Иосиф Виленович, — откуда они-то знают, про что пишут…

Впрочем, даже весьма критично настроенный читатель вынужден был в душе согласиться с рассуждениями автора статьи, хотя изыскания эти ему и не доставили удовольствия.

«…Преступники издавна знают так называемый принцип «Паровоза». Если попалась группа — молчать нельзя: все равно один или другой заговорит при любом, даже самом гуманном обращении. А «поймать» подозреваемых на незначительных несоответствиях в их рассказах — не проблема для любого мало-мальски грамотного оперативника или следователя. Поэтому начать говорить выгодно пораньше — глядишь срок «скостить» могут, разрешат «явку с повинной» оформить.

Самого «стойкого» называют «Паровозом». На него валят все шишки подельники, он, как правило, получает наибольший срок, идет в «зону» и тянет за собой как железнодорожный состав всех остальных. А тот, кто первым «раскололся», имеет шанс даже остаться где-то на «запасных путях», то есть получить условный срок или другое, достаточно мягкое наказание. Быть «Паровозом» не хочется никому. Поэтому даже самые матерые рецидивисты, попавшись в группе, как правило, сразу же дают признательные показания (или хотя бы частично каятся в относительно мелких пригрешениях)…

… В конце апреля 42-го Кириллов, в частности показал, что «сначала все поддельные карточки забирала Кошарная Мария и получала по ним хлеб через директора магазина № 34 Смольнинского РПТ Баликова». После очных ставок Мария стала гораздо откровеннее. Пришлось изменить свои первоначальные показания и Чекур, о делах которой рассказали бывшие сослуживцы по буфету Балтийского вокзала. Это именно у них Чекур выменивала на хлеб одежду и другие ценные вещи. Расплачивалась она и поддельными талонами.