– Понятно, – сухо заметил Голкомб. – Однако, черт возьми, вы знаете, что револьвер, который вы получили от Гомера Гарвина, вовсе не то оружие, из которого застрелили Джорджа Кассельмана.
– Рад слышать это, сержант. Я тоже такого мнения. Но поскольку полиция так упорно утверждала, что этот револьвер является орудием убийства, я просто не осмелился им перечить.
– Вы меня прекрасно поняли, – продолжал сержант Голкомб. – Вы ведь подменили оружие. У вас оказался револьвер клиента, из которого застрелили Кассельмана. Когда вы явились к Гарвину, он был у вас. Вы спросили у Гарвина-младшего, есть ли у него оружие. Он ответил утвердительно и положил свой револьвер на стол. Вы выстрелили из этого револьвера, чтобы отвлечь внимание, и в этот момент поменяли револьверы.
– Выходит, – спросил Мейсон, – теперь вы считаете, что револьвер Гарвина-младшего не был орудием убийства?
– Выходит так.
– И вы считаете, что при мне было орудие убийства и что я поменял револьверы?
– Совершенно верно.
– Это легко проверить, сверив номер револьвера, послужившего орудием убийства, с регистрационным номером.
– Мы так и сделали. Выяснилось, что этот револьвер был приобретен Гомером Гарвином-старшим.
– В таком случае как он попал к младшему?
– Отец среди прочей недвижимости держит магазин спорттоваров. Он взял из него три одинаковых короткоствольных револьвера. Два оставил у себя, а третий отдал сыну.
– Два оставил у себя?
– Так утверждает сын.
– В таком случае регистрационный номер подтверждает, что револьвер, который я получил от молодого Гарвина, был, в свою очередь, получен им от отца, не так ли?
– Номер указывает только на то, что револьвер, с помощью которого совершено убийство, один из трех, принадлежавших Гомеру Гарвину-старшему. Теперь, черт возьми, нам известно, что револьвер, который вы получили от молодого Гарвина, не является орудием убийства.
– Откуда вам это известно?
– Молодой Гарвин доказал, что его револьвер все время был у него, когда произошло убийство.
– Следовательно, это не может быть орудием убийства.
– Именно это я пытаюсь втолковать вам.
– Так как же? – удивился Мейсон. – Нужно определиться. Сперва вы заявляете, что это – орудие убийства, потом говорите обратное.
– Вы отлично понимаете, так как совершили подлог. Вам стало известно, что орудием убийства явился один из револьверов, приобретенных Гомером Гарвином-старшим. Он передал его Стефани Фолкнер, которая отправилась к Кассельману и убила того. Потом бросилась к вам искать защиту. Вы прихватили с собой этот револьвер, когда поехали к Гарвину-младшему, взяли у молодого человека его револьвер, выстрелили из него, потом в суматохе ухитрились подменить оружие и устроили все так, что молодой человек сам передал Стефани Фолкнер орудие убийства.
– Вы можете привести убедительные доказательства, зачем мне потребовалось передавать Стефани револьвер, из которого был убит Кассельман, да еще и оставлять его там, где полиция его легко обнаружит? – спросил Мейсон.
Сержант Голкомб задумчиво погладил подбородок.
– Я не знаю, для чего вам все это понадобилось, но именно так вы поступили. Более того, слушайте сюда, умник. Вы сами замешаны в этом деле.
– Я?!
– Да, вы! Мы провели тщательную медицинскую экспертизу и получили убедительные доказательства, что Кассельман мог умереть в то время, когда вы у него находились.
– То есть вы хотите сказать, что это я убил?
– Я хочу сказать, что вполне могли его убить. Я просто это сообщаю для вашего сведения, Мейсон. Разумеется, я не думаю, что вы специально поехали туда, чтобы хладнокровно пристрелить его, но он мог угрожать вам… схватиться за оружие… Так что вы имели все основания направить на него револьвер и выстрелить. Мейсон, улыбаясь, покачал головой.
– Придется придумать что-нибудь получше, сержант. Для того чтобы завести на меня дело, нужно привести весомые доказательства, а не простые измышления. Джордж Кассельман был жив и здоров, когда я распрощался с ним. Но я знаю, что он ожидал кого-то.
– Стефани Фолкнер, – подсказал Голкомб.
– Не Стефани, сержант. Она должна была встретиться с ним позднее. Кто-то другой звонил ему и сказал, что сейчас придет.
– Откуда вам это известно?
– Кассельман быстро выпроводил меня, заявив, что у него возникли осложнения.
И вы ушли?
– Да.
– А потом объехали вокруг дома и стали поджидать у черного хода эту таинственную незнакомку, которую посадили к себе в машину.
– Неужели это был я? – сделал удивленное лицо Мейсон.
– Именно, – подтвердил сержант Голкомб. – Та молодая женщина и есть настоящий убийца! Вы пытаетесь сейчас выгородить ее, зная об их встрече с Кассельманом. Она сбежала по служебной лестнице и призналась, что убила его. Она сунула вам орудие убийства и спросила, как теперь быть. Вы ответили, что ей не о чем беспокоиться, что вы примете меры и избавитесь о этого револьвера. Сделаете все так, что сам черт не разберет.
– Да… – проговорил Мейсон, – теория, конечно, интересная, но боюсь, сержант, будет очень трудно доказать ее правильность, поскольку это все чистейший вымысел.
– У нас имеются доказательства.
– Неужели?
– Есть свидетели, которые видели, как вы сидели в своей машине позади дома и чего-то ждали. Они видели, как вы посадили к себе эту молодую женщину, а потом увезли ее куда-то. Кроме того, есть свидетели, которые подтвердят, что у вас было орудие убийства, что вы из него выстрелили по столу в конторе Гарвина-младшего.
– Ну-ну, – пробормотал Мейсон. – Как же вы собираетесь доказать, что оно явилось орудием убийства?
– С помощью пули, кретин! Наш эксперт по баллистике установит, была ли эта пуля выпущена из револьвера, послужившего орудием убийства. Если это подтвердится, то совершенно ясно, что из рук этой женщины вы получили орудие убийства. С другой стороны, если окажется, что эта пуля была выпущена не из орудия убийства, то это доказывает факт подмены оружия в конторе Гарвина.
– Да… В любом случае я оказываюсь замешанным в этом деле.
– Разумеется. Все отлично сходится.
– Но как прикажете понимать, сержант: получается, что если пуля была выпущена из орудия убийства, я виноват в сокрытии улик, а если не была выпущена из него, то я все равно виноват? По-моему, это не слишком логично, а?
– Это все ваши старые штучки-дрючки! Как только мы начинаем расследовать дело с применением огнестрельного оружия, вы ухитряетесь подсунуть лишний револьвер и начинается путаница с пулями, где сам черт ногу сломит!
– Ну и что?
– Это противозаконно, только и всего.
– Тогда в каком конкретно преступлении меня обвиняют?
– С обвинением не задержится, – пообещал Голкомб. – На этот раз вы прочно сидите на крючке. Вы слишком далеко зашли.
– Вы делаете мне честь, приписывая мне такую дьявольскую изобретательность.
– Просто я разобрался в вашем методе. Так вот, повторяю: будете говорить, как все это случилось?
Мейсон отрицательно покачал головой.
– Если все расскажете, – пообещал Голкомб, – мы постараемся помочь. Если же будете молчать, мы заберем пулю, извлеченную из стены в кабинете Гарвина-младшего, и сравним ее с выпущенной из револьвера, который находился у вас, и тогда, будьте уверены, вы получите на полную катушку.
Делла Стрит многозначительно кашлянула.
– Пожалуй, – сказал Мейсон, – это смахивает на прямую угрозу.
– Так оно и есть, – огрызнулся Голкомб.
– Отлично. Я все понял, но ничем не могу помочь. Единственно могу сказать, что подменой револьверов я не занимался. Насколько мне известно, револьвер, который молодой Гарвин вынул из своего стола, и есть то оружие, которое он передал Стефани Фолкнер.
Тем самым вы становитесь соучастником преступления и обвиняетесь сокрытии доказательств. Мейсон снова покачал головой.
– Очень сожалею, сержант, но я говорю чистую правду.
– Ну хорошо же, я предупредил. Вы сами напрашиваетесь на неприятности. Умник!