– Я не усматриваю тут никакой дискредитации, – сердито заметил судья Даккер. – Ведь защита не приобщает эти показания к делу. Я прошу свидетеля взять себя в руки и успокоиться. Итак, вы упомянули имя Кассельмана, мисс Эллиот.
Ева Эллиот, плача, ответила:
– Он обещал устроить меня на эстраду в своем новом мотеле. Он… он лгал… он постоянно меня обманывал… он обещал…
Внезапно дверь в зал заседаний открылась, и Мэри Барлоу, на последних днях беременности, медленно двинулась по проходу, держа в руке бумажный пакет.
Судья Даккер изумленно уставился на нее. Присяжные последовали его примеру, а потом в ее сторону повернули головы все сидящие в зале.
Мэри подошла к барьеру красного дерева, за которым сидел Перри Мейсон, и протянула ему пакет. Мейсон взял его и повернулся к следователю. Медленно и эффектно он вскрыл пакет и достал оттуда окровавленные полотенца.
– Ева, – чеканя слова, произнес адвокат, – после того, как вы застрелили Джорджа Кассельмана, вы обтерли кровь полотенцами, положили их в сумку и затем спрятали в кабинете мистера Гарвина. После этого «револьвер из сейфа», с помощью которого вы совершили убийство, сунули в кобуру, а «револьвер из кобуры» спрятали в сейфе, когда мистер Гарвин принимал душ, ведь все было так?
Ева Эллиот вскочила на ноги, затем опустилась на стул и, всхлипывая, проговорила:
– Я защищалась… Я защищалась… После того как я все узнала… я… я…
– Не верьте! Не верьте! – закричал Гамильтон Бюргер. – Это похоже на хорошо отрепетированный спектакль… Это сделано для того, чтобы запутать присяжных…
Мейсон, усмехнувшись, повернулся к окружному прокурору и произнес:
– Я кончил, мистер Бюргер. Вы можете закрыть свое дело, если, конечно, у вас хватит смелости. Защита не имеет никаких других доказательств.
– У вас больше нет вопросов к свидетелю? – спросил судья Даккер.
– Нет, ваша честь, – ответил Мейсон. Гамильтон Бюргер какое-то время сидел совершенно подавленный, потом сказал:
– Прошу суд объявить перерыв на тридцать минут. Может быть, обвинению удастся…
– У вас есть вопросы к свидетелю? – перебил его судья Даккер.
– Нет, ваша честь.
Судья Даккер искоса взглянул на Мейсона:
– Защита не возражает против тридцатиминутного перерыва, о котором просит прокурор?
– Защита возражает. Защита не собирается предоставлять дальнейшие доказательства невиновности ответчицы и хочет передать дело в руки присяжных еще сегодня днем.
– Очень хорошо, – решил судья. – Продолжайте свое дело, мистер обвинитель.
– У меня все.
– Защите больше нечего добавить, – сказал Мейсон.
Судья Даккер долго и внимательно смотрел на Еву Эллиот, потом спросил:
– Может быть, это и является нарушением правил делопроизводства, суд не удовлетворен таким решением рассматриваемого вопроса. Мисс Эллиот, вы убили Джорджа Кассельмана?
– Я застрелила его, – тихо ответила она. – В тот день я взяла револьвер из сейфа мистера Гарвина… просто хотела попугать его. Но он набросился на меня… стал душить… чуть не сломал мне шею… в глазах потемнело… я услышала какой-то грохот… потом все прошло.
– Каким же револьвером вы хотели его припугнуть?
– Тем, который лежал в сейфе.
– И что вы с ним сделали?
– Я положила его в кобуру мистера Гарвина, когда он принимал душ, а другой револьвер, который лежал в кобуре, положила в сейф.
Судья Даккер насупил брови, помолчал и наконец произнес:
– Суд объявляет часовой перерыв. Ввиду того что данный свидетель представлен обвинением, обвинение несет за него ответственность, и слушание стороны обвинения прекращается.
– Ваша честь, – обиженно заявил Гамильтон Бюргер, – обвинение не хочет связывать себя показаниями этого свидетеля до тех пор, пока не выяснит побудительные мотивы свидетеля и не прольет свет на это театральное представление с окровавленными полотенцами.
– Суд не интересуют личные чувства обвинения. Суд заинтересован только в соблюдении законности и справедливости. Суд объявляет перерыв на один час. По истечении этого срока суд позволит себе рекомендовать присяжным вынести оправдательный приговор.
Глава 21
Перри Мейсон, Пол Дрейк, Делла Стрит, Гомер Гарвин и Стефани Фолкнер собрались в библиотеке адвоката за столом, на котором стояли бутылка виски, сифон с содовой, большая чашка с кубиками льда и несколько рюмок.
Мейсон сказал Стефани Фолкнер:
– Вам следовало с самого начала мне все рассказать.
– Я никому не могла рассказать об этом, мистер Мейсон. Я видела, как Гомер отъехал от дома Кассельмана. Меня он не видел. Когда вечером он передал мне револьвер, я заметила, что в нем не хватает одного патрона, и мне показалось, что я знаю, что произошло. После того как вы сделали так, что младший отдал мне свой револьвер, я решила, что поступлю очень ловко, если подменю револьвер, чтобы полиция нашла орудие убийства на том месте, куда младший положил свое оружие. Как только за вами закрылась дверь, я схватила «револьвер младшего» и побежала на стройку рядом с нашим домом. Там я бросила револьвер в еще не застывший раствор цемента и вернулась домой.
– Я не знал, – произнес Гомер Гарвин, – что вы меня видели у дома Кассельмана, Стефани. Я отправился к нему, чтобы выяснить наши с ним отношения, но он заявил, что через десять минут у него важное свидание, и просто выпроводил меня. Вероятно, в это время у него была Ева Эллиот. Я сказал, что вернусь в одиннадцать часов и потребую объяснений.
– Скорее всего, – сказал Мейсон, – Ева Эллиот и звонила Кассельману, когда я был у него. Она сказала, что едет к нему. Вот почему он так взволнованно реагировал и попросил ее подождать несколько минут. Из этого следует, что она звонила из близлежащего автомата. Я вышел через парадную дверь и стал наблюдать за входом, но не заметил, чтобы кто-то вошел в дом. Следовательно, тот, кого он ждал, вошел через черный ход.
– Ну вот, теперь все ясно, – заметил Гарвин. – Она поднялась по служебной лестнице. Когда-то Кассельман уговорил ее оплатить подложные счета, пообещав высокооплачиваемую работу в новом мотеле, а также устроить на телевидение. Ради того, чтобы попасть на сцену, она была готова пойти на все. И это вовсе не отсутствие опыта в работе, а намеренное перекачивание денег в карман Кассельмана. Но потом тем не менее она узнала, что он ее надувает.
– Когда я подъехала к дому Кассельмана, – вступила в беседу Стефани, – мне открыла какая-то женщина. Я поднялась наверх и позвонила. Никто не отвечал. Тогда я взялась за ручку двери. Она оказалась незапертой. Я толкнула дверь и вошла. Джордж Кассельман лежал на полу. Я совершенно растерялась и не знала, что делать. И вдруг заметила, что стою в луже крови, и мне стало страшно. Я побежала в ванную и попробовала стереть кровь с туфли. Потом вернулась к Кассельману, чтобы посмотреть, может быть, он еще дышит. Я опустилась на колени, и мои ладони тоже оказались в крови. Я очень долго мыла руки, потом бросилась вниз по служебной лестнице. Я была уверена, что Гомер убил его, и никому ничего не стала говорить. Это было выше моих сил.
Гомер Гарвин задумчиво посмотрел на Стефани:
– И вы пошли на то, чтобы вас осудили за убийство, лишь бы выгородить меня?
– И это говорите вы! – воскликнула Стефани. – А кто сунул умышленно свою голову в петлю, чтобы спасти меня?
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Ну ладно, – сказал Гарвин. – Поговорим об этом потом, а пока, Перри, давай уладим наши с тобой денежные дела.
Гарвин вынул чековую книжку, расписался и подтолкнул чек через стол к адвокату.
– Сумму проставь сам, и, пожалуйста, не стесняйся. Зазвонил телефон. Делла Стрит взяла трубку и стала слушать.
– Подождите. – Она повернулась к Мейсону. – Это младший. Он извиняется за инцидент в суде и говорит, что отдает тот спортивный автомобиль, на котором вы ездили к Стефани, на шестьсот долларов дешевле.
Мейсон улыбнулся, взял чек и ответил:
– Пусть позвонит позже, Делла. Думаю, мы сумеем договориться.