Выбрать главу

— Интересно, по какому поводу? Сели на муравьиную кучу, или что-то ещё?

— Лорд Саймон, это не шутка. Я был в большом отчаянии. Когда я сказал вам сейчас, что я и миссис Терстон обсуждали вопросы прихода, это была только половина правды. Мы также говорили и о шофёре. Миссис Терстон призналась, что увлечена им. Правда, она утверждала, что её привязанность — скорее привязанность матери к сыну. Но я знал, я чувствовал, что было иначе.

— «Позор тому, кто подумает об этом дурно» [56], — процитировал Лорд Саймон. — Итак, вы шагали взад-вперёд по саду… как долго?

— Я был в саду, когда раздались те душераздирающие крики.

— O, вы были там. Тогда, должно быть, вы вышагивали около получаса.

— Полагаю, да. Я потерял счёт времени. А затем я не мог решить, что делать. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем я собрал всю свою храбрость, чтобы возвратиться в дом. Но наконец я так и сделал. Я подошёл к парадной двери и позвонил. Дверь мне открыл Столл. Я спросил его, чем были вызваны те звуки, и он сказал: «Миссис Терстон… в своей комнате. Её убили, сэр». Я сразу спросил доктора Терстона, чувствуя, что моё место рядом с ним. Столл предоставил мне искать его самому, поскольку должен был возвратиться к горничной, у которой случилась истерика. Поэтому я поспешил в спальню и обнаружил жалкий, ужасный труп бедной женщины. Я сделал то, что мог: встал на колени около неё и стал молиться. В этот момент вы нашли меня.

Договорив, мистер Райдер сделал нечто, очень смутившее всех нас. Он закрыл лицо руками и зарыдал. В притихшей комнате мы слышали звуки этих рыданий вполне отчётливо. И вновь — верю своей интуиции — я не думал, что плачет он именно о Мэри Терстон.

Его прервал голос отца Смита:

— Где вы служили прежде, чем приехали сюда, мистер Райдер?

Я подумал, что он хочет отвлечь беднягу, побуждая его таким нейтральным вопросом рассказать о себе. Не могло быть никакого другого объяснения этому столь не относящемуся к делу вопросу.

— Я был викарием в лондонском приходе.

— И оттуда вы прибыли прямо в эту деревню?

— Нет. У меня был… нервный срыв. Эта работа в Лондоне… какое-то время я был болен.

— Вы не против рассказать нам природу своей болезни?

Викарий уставился на него, разинув рот.

— Это … это не было ничем очень серьёзным. У меня была мания. Фактически, — голос его стал очень торжественным, — я вообразил себя королевой Викторией. В течение нескольких месяцев я говорил о себе исключительно во множественном числе и имел привычку драпировать шарфом голову в форме вдовьего чепца. Но я рад сказать, что всё закончилось. Я полностью выздоровел семь лет назад без всяких рецидивов.

Конечно, если учесть, что мы рассчитывали на неожиданность, мистер Райдер нас не разочаровал. Но, однако, нужен был человек со способностью проникновения в суть и с воображением отца Смита, чтобы обнаружить в викарии нечто большее, чем просто эксцентричность. Хотя теперь, когда я смотрел на его бледные, залитые слезами щёки и глаза, в которых отражалась пустота, я подумал, что должен был догадаться давным-давно.

Месье Пико, который, казалось, во время истерики Райдера несколько растерялся, вновь возвратился к насущным делам.

— Когда вы были в саду, месье, — вежливо произнёс он, — вы видели окна дома?

— Нет.

— Совсем? За всё время, что вы там были?

— Нет.

— А вы не могли бы сказать, было ли освещено хоть какое-нибудь окно по фасаду?

— Нет.

Я желал, чтобы месье Пико оставил, наконец, преподобного в покое. Я был уверен, что бедняга снова собирается погрузиться в неприятные для меня рыдания.

— Где précisément [57]вы были когда услышали крик?

Я оказался прав. Вместо ответа викарий вновь закрыл лицо руками.

— О, оставьте меня, наконец, в покое, — простонал он. — Я поступил плохо. Но кто без греха? Кто из нас невинен? И у греха, что на моей совести, нет ничего общего с вашим делом. Абсолютно ничего. Нет, я не могу сказать вам больше ничего, что помогло бы найти убийцу. Так оставьте меня в покое...

Он встал и пошатываясь направился к двери. Я заметил, что детективы обменялись недовольными взглядами.

ГЛАВА 19

— Я считаю, что этот человек — просто Проныра Паркер [58]самого отвратительного сорта, — прокомментировал Сэм Уильямс, когда дверь за мистером Райдером закрылась.

— Но позвольте напомнить вам, — сказал отец Смит, — что были Паркеры ещё менее нормальные и более зловещие, чем этот Паркер, вошедший в пословицу. Был Томас Паркер, который был лордом-канцлером Англии и мелким воришкой, или преподобный Мэтью Паркер, который был не только архиепископом Кентерберийским, но и протестантом.

— Именно так. Ну теперь, когда мы услышали всех этих дам и джентльменов, лично я не прочь вздремнуть, — сказал лорд Саймон.

Я был изумлён и разочарован этим заявлением. Во время допроса я ничуть не сомневался, что к его концу детективы окончательно оформят свою теорию, и мы увидим арест ещё до того, как пойдём спать. Казалось, что уж они-то знали, куда ведут их вопросы, и хотя у меня самого никаких подозрений не сформировалось, я отнёс это, уже по привычке, к собственной некомпетентности и тупости.

— Но... разве вы не знаете, кто убийца? — прямо спросил я лорда Саймона.

— Вместо того, чтобы рассказывать вам то, что я знаю, — ответил он, — позвольте мне перечислить несколько вопросов, ответы на которые мне всё ещё неизвестны. Я не знаю, кем может быть мистер Сидни Сьюелл. Я не знаю, кто такой пасынок миссис Терстон, если только это не один и тот же человек...

— И ещё вы не знаете, — с сарказмом перебил я его, — любил ли первый муж миссис Терстон на завтрак яйца пашот или глазунью, и кем была его прабабушка. Но на самом деле, Плимсолл, если вы разрешили эту загадку, то могли бы и рассказать нам.

Лорд Саймон бросил на меня страдальческий взгляд:

— Не сердитесь, дружище. Я же стараюсь, как могу, вы же видите.

— Но вы уже знаете, как всё было сделано?

— У меня есть своего рода догадка.

— И вы знаете, кто это сделал.

— Как говорят полицейские, у меня имеются подозрения.

— Тогда почему не сказать нам? — вступил Сэм Уильямс. — Эта атмосфера подозрений ужасна.

— Это всего лишь вопрос старого профессионального тщеславия. Я хочу сначала завершить дело и всё такое. По существу, оно ещё не закончено. Отнюдь нет. Подозрения не приятны никому. То, чего хотим мы все, — это уверенность и доказательства. Завтра они у меня будут, и я решу, что делать. Да, Баттерфилд?

Слуга лорда Саймона вошёл в комнату и ждал, пока хозяин закончит говорить.

— Полагаю, что нашёл то, что вам требовалось, милорд, — сказал он и вручил Плимсоллу несколько неряшливый листок бумаги.

Лорд Саймон проглядел его, присвистнул и передал Пико. Листок пошёл по кругу, и, когда он оказался у меня, я сразу узнал почти детский почерк Мэри Терстон.

Мой дорогой(было написано в нём) ,

Прошу простить за вчерашнее. Я должна поговорить с вами этим вечером в обычное время. Не следует на меня сердиться. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы вы были счастливы. Вы знаете, что я Вас люблю. Не позволяйте ничему помешать вам в этот вечер.

M.T.

— Конечно же, в chambre [59]Столла? — заметил месье Пико.

— Да, сэр.

Я просто заразился всеми этими рассуждениями и умозаключениями.

— Но, — сказал я, — если Мэри Терстон уже договорилась с Феллоусом с помощью всех этих намёков на крысоловку, почему она послала это письмо?

Ответ лорда Саймона был добродушным, но сокрушительным:

— Во-первых, откуда вы знаете, что это письмо было отправлено Феллоусу? Во-вторых, что заставляет вас думать, что оно было послано вчера вечером?

Я вновь взглянул на этот неряшливый листок.

— Да. Скорее всего, он более старый.

Баттерфилд кашлянул.

вернуться

56

Девиз ордена Подвязки, высшего рыцарского ордена Великобритании, одного из старейших орденов в мире. По легенде, графиня Солсбери, танцуя с Эдуардом III, уронила подвязку, чем вызвала смех окружающих. Король поднял подвязку и со словами «Honi soit qui mal y pense» («стыд подумавшему плохо об этом») повязал ее на собственную ногу, учредив 23 апреля (день святого Георгия, покровителя Англии) 1348 года орден Подвязки. Орфография девиза сохранена с XIV века (в современном французском первое слово пишется с двумя n).

вернуться

57

Точно, в точности — фр.

вернуться

58

В оригинале — nosey (носатый) parker. Выражение близко к русскому «любопытная Варвара»: не в меру любопытный человек, склонный совать нос в чужие дела. Не совсем ясно, какой именно Паркер стал прототипом английского выражения, весьма вероятно (версия Эрика Партриджа, английского сленголога), что «паркер» исходно — не фамилия, а профессия: любопытный садовник (или парковый сторож, подглядывающий за влюбленными парочками).

вернуться

59

Комната — фр.