Конечно, я всё ещё не понимал, как они могли его совершить, но чувствовал, что один или двое, а может быть, и все трое, так или иначе, виновны. И не отрицаю, что мне было жаль. Мне бы хотелось, чтобы история, рассказанная девушкой, оказалась правдой. Все они вынуждены были бороться за существование. Мне приоткрылась лишь часть этой грустной картины: тоскливая работа девушки по дому в качестве прислуги именно в том возрасте, когда она должна была быть в школе. Годы недоедания и сверхурочной работы. А для мужчин — одиночество и нервное перенапряжение в рамках жизни, в которую они вошли, вероятно, наполовину от отчаяния, и лишь наполовину по склонности.
Но в Энид была та твёрдость, а в Феллоусе та свирепость, которые, казалось, доказывали их способность к любому жестокому действию, если это насилие могло оказаться для них полезным. И хотя я всё ещё не допускал мысли, что любой из них так ужасно воспользовался ножом, я больше не чувствовал, что они совсем уж не причастны хотя бы к части этого преступления.
Внезапно я почувствовал отвращение ко всему делу. Это постоянное выслеживание преступника казалось отвратительным. Лорд Саймон, мягко потягивая бренди, очевидно, полагал, что всё это не более, чем захватывающая шахматная партия, «нечто, чтобы занять парня», и на мгновение он потерял для меня всё своё очарование. И блестящий маленький Пико, чьи добрые чувства были более очевидными, — он также не мог сдержать наслаждения от собственных действий, и это раздражало меня. Конечно, я никогда не слышал, чтобы отец Смит фактически передал человека в руки закона, но даже это не совсем говорило в его пользу, поскольку у преступников, которых он раскрыл, обычно был шанс совершить самоубийство прежде, чем священник делал свои открытия достоянием гласности.
Конечно, в некотором смысле, я хотел отомстить за несчастную Мэри Терстон. Но поскольку я видел, что детективы, аппетиты которых казались уже разгорелись для перекрёстного допроса, собираются наброситься на эту красивую девушку, моё удовольствие от расследование испарилось, и мне захотелось покинуть их и выйти на свежий воздух. Но, конечно же, любопытство одержало верх, поэтому я взял другой бокал виски с содовой и откинулся на стуле, чтобы послушать, какие вопросы они зададут Энид теперь, когда подошли к моменту её передвижений вчера вечером.
ГЛАВА 16
К нашему удивлению, в этот момент сержант Биф изъявил внезапное желание задать вопрос.
— Вы могли бы сказать мне, — тяжеловесно начал он, — кто из дам и джентльменов, ночевавших в доме, разводил вчера вечером огонь в своей комнате?
Но тут на помощь пришёл Уильямс. «Слушайте, Биф, — сказал он, — в то время как у этих джентльменом есть важные вопросы, думаю, не стоит тратить время на пустые разговоры».
Один или двое из нас присоединились к просьбе, чтобы Биф не задерживал настоящего перекрёстного допроса, и, пробормотав чего-то о том, что «у него имеется довольно неплохая идея», сержант снова затих.
— Видели вчера своего брата? — спросил лорд Саймон, неутомимо возглавляя допрос.
— Нет. Абсолютно.
— Но у него ведь был свободный день.
— Разве?
— А как вы сами провели этот день?
Энид заколебалась, и у меня появилось нехорошее предчувствие, что она собирается солгать.
— Ну, — сказала она наконец, — в ночь накануне я легла поздно — зачиталась. И не детективным романом, — едко добавила она. — Поэтому вчера днём я чувствовала себя сонной и зашла после обеда вздремнуть.
— Когда вы в тот день впервые увидели Феллоуса?
— Только непосредственно перед ужином. — И вновь я был уверен, что она солгала.
— У него было что-нибудь важное, чтобы вам сообщить?
— Ничего особенного.
— Ничего про ловушку для крысы?'
— О, но в этом не было ничего особенного. Всякий раз, когда миссис Терстон хотела поговорить с ним, она упоминала о крысах.
— Значит, это — известный факт. Феллоус упоминал об этом вчера вечером?
— Да. Он мне сказал.
— Вы возражали?
— Возражала?
— Да, Энид. Каким бы это не казалось вам невероятным, я произнёс именно «возражали». Конечно, с моей стороны это очень грубо, но я только задался вопросом, не будет ли невеста возражать против того, что её жених вызван в комнату леди в одиннадцать часов или около того, чтобы «поговорить».
Энид немного покраснела, но лишь сказала: «Он вполне может позаботиться о себе сам. Я никогда за него не волнуюсь».
— Убеждён, очень разумное отношение.
— Ну, в этом не было ничего такого. Вы же знаете, какой она была. Она была немного сентиментальна по отношению к нему и всё. Меня это не волновало.
— Вы, случайно, не знаете, как миссис Терстон провела день пятницы?
— Она поднялась к себе, как она говорила, для «сиесты». Не знаю, сколько времени она пробыла в своей комнате.
— Она делала так регулярно?
— Довольно регулярно, да.
— У неё была сиеста в четверг?
— Да. Но не долго. Она заказала автомобиль на два тридцать.
— И выезжала?
— Да.
— Вы знаете, куда?
— Откуда мне знать? Её возил шофёр.
— Понимаю. Давайте тогда вернёмся ко вчерашней пятнице.
— Да?
— Вы заходили к комнату миссис Терстон, когда она переодевалась к ужину?
— Нет. Я не камеристка.
— Когда вы заходили туда в последний раз?
— Это было непосредственно перед ужином. Я зашла, чтобы убрать её вещи. Она имела обыкновение разбрасывать их по всей комнате, когда переодевалась.
— А вы заметили тогда, было ли в порядке освещение в комнате?
— Горела только настольная лампа. Большой свет не работал.
— Это было, скажем, около десяти часов?
— Да.
— А предыдущим вечером свет работал?
— Да, думаю да.
— Что вы сделали, когда обнаружили, что лампочка отсутствует?
— Пошла к мистеру Столлу, и попросила у него. Он сказал, что занят, и я должна поискать её сама.
— И вы нашли?
— Нет. Почему я должна это делать? Это его обязанность, а не моя. Он хранит все запасы. Поэтому я подумала, что, если миссис Терстон спросит об этом, то я скажу ей всё как есть.
— А она спросила об этом?
— Когда?
— Когда она пошла ложиться спать. Повариха сказала нам, что вы пошли вслед за нею.
— Да, но я не входила в её комнату.
— Почему?
Энид напустила на себя торжественный вид и сделала паузу: «Когда миссис Терстон добралась до своей комнаты, я была недалеко позади. Я увидела, как она открыла дверь и пошла, чтобы включить верхний свет. Затем я услышала, как она сказала: "Что вы здесь делаете?" И я остановилась, где стояла».
— Какой у неё был голос, когда она задала этот интересный вопрос?
— Она казалась немного удивлённой.
— Она знала, что вы были позади неё?
— Не думаю, что она это поняла. Или, во всяком случае, обнаружив кого-то в своей комнате, она сильно отвлеклась, чтобы это заметить.
— Вы слышали какой-нибудь ответ?
— Нет.
— Тогда вы подождали, чтобы увидеть, кто вышел?
— Нет я этого не сделала! — Впервые Энид казалась рассерженной. — Это не моё дело, кто там был. Это мог быть любой из джентльменов. Я не знаю.
— Однако вы уверены, что это не был Феллоус?
— Это был не он, потому что в этот момент он шёл в свою спальню и прошёл мимо меня на площадке лестницы.
— Что вы делали затем?
— Начала подготовку спален. Разборка постелей и прочее. Я вошла в комнату мистера Таунсенда, затем мистера Уильямса.
— Мистера Норриса?
— Нет. Я видела, как он вошёл в свою комнату, когда я входила в комнату мистера Уильямса. Он возвращался из ванной. Я была у доктора Терстона, когда услышала крики.
Лорд Саймон откинулся на стуле, поглаживая свой длинный подбородок. Внезапно он наклонился вперёд: «Послушайте, Энид. Вы — свидетель, наиболее близко стоящий к тайне всего этого преступления. Нам нужна правда. Теперь скажите мне честно, кто был в комнате миссис Терстон, когда она вошла туда тем вечером?»