И Загорский действительно поднялся с кресла, слегка поклонился Дзержинскому и направился к выходу.
— Секунду, — сказал вслед ему хозяин, — одну секунду. Скажите, как вам удалось пройти через охрану?
Нестор Васильевич посмотрел на него с некоторым изумлением. Помилуйте, что значит: как удалось? Да ведь он шпион с полувековым стажем, это его хлеб — проходить через любые препятствия. А если подробнее, то, конечно, стоит пересмотреть схему охранения не только дачи Дзержинского, но и всего поселка. Что-то еще?
Феликс Эдмундович наклонил голову. Да, есть еще кое-что. И он жестом указал Загорскому на кресло. Тот, поколебавшись секунду, все-таки вернулся и сел.
— Не буду морочить вам голову, — сказал Дзержинский. — Я знаю о том, что за вами следят. Хотя, надо сказать, идея слежки принадлежит не мне.
— Кому же принадлежит эта светлая мысль? — осведомился Нестор Васильевич.
— Товарищу Бокию, Глебу Ивановичу. Слышали о таком?
Загорский на секунду задумался, что-то вспоминая, потом покачал головой — не припоминаю. Чекистов в России теперь больше, чем грибов в лесу, всех упомнить нельзя.
— А вот он о вас осведомлен прекрасно, — отвечал Дзержинский. — И, надо сказать, в совершенном от вас восхищении. Утверждает, что вы прекрасно показали себя в деле с Кораном.
Загорский холодно отвечал, что никому он ничего не показывал, просто решал профессиональную задачу.
— Ну, не будем спорить о словах, — засмеялся Дзержинский. — Важно, что вы свое дело знаете, как никто.
Загорский заметил, что Феликс Эдмундович переоценивает его персону, а, впрочем, спорить он не будет — из чистой скромности, разумеется. Так в чем же интерес ОГПУ, и что им нужно от вышедшего на покой детектива?
— Дело вот какое, — сказал Дзержинский, но вдруг умолк и нажал кнопку звонка. На вопросительный взгляд Нестора Васильевича пояснил, что хотел бы выпить кофе. Сейчас явится охранник, и они его попросят…
— Не явится, — сказал Загорский спокойно.
Дзержинский посмотрел на него с удивлением: еще один сюрприз от знаменитого сыщика? Впрочем, сюрприз, похоже, не удался. Как бы в опровержение слов гостя, в коридоре раздались по-военному четкие шаги, дверь распахнулась, и на пороге вырос чекист в полной форме. Но Боже мой, что это был за чекист! Кожа желтая, морда плоская, глаза косые, взгляд свирепый — такие чекисты, наверное, являлись в кошмарах жуликоватым нэпманам.
— Позвольте представить — мой помощник Ганцзалин, — заявил Нестор Васильевич.
Китаец, не мигая, смотрел на председателя ОГПУ. Тот покачал головой: а что же его охранники? Неужели они их…
И Дзержинский сделал выразительный жест ладонью у горла.
— Ни в коем случае, — любезно отвечал Нестор Васильевич, — охрана ваша просто отдыхает в кладовке. Мы категорически против насилия, мы, видите ли, гуманисты и даже в какой-то мере толстовцы.
— В какой-то мере? — удивился железный Феликс.
— В очень небольшой, — неожиданно уточнил Ганцзалин.
Дзержинский снова с интересом посмотрел на него и сказал, что, как ему кажется, Ганцзалин вполне бы мог работать в ОГПУ. Мог бы, но не станет, отвечал Загорский. Они с помощником — сугубо штатские люди и относятся с некоторым предубеждением к мировой революции и особенно к тому, какими средствами она делается.
Почетный чекист махнул рукой: не хотите — не надо. Тем более, что речь вообще не об этом. Если помощник Нестора Васильевича сварит им кофе, то личная благодарность главы ОГПУ ему обеспечена. В ответ на быстрый взгляд Ганцзалина Загорский кивнул: будь так любезен, сделай.
Ганцзалин растворился, а Дзержинский наконец принялся за рассказ. Оказалось, в декабре этого года пройдет очередной, четырнадцатый съезд ВКП (б). На съезде будет заявлен курс на индустриализацию страны.
— Идея в целом хорошая, — говорил Дзержинский, отхлебывая кофе, принесенный Ганцзалином и, кажется, не чувствуя его сомнительного вкуса. — Будущее — за индустриальными странами, на одной пшенице в коммунизм не въедешь. Но для производства нужно материально-техническое обеспечение — в первую очередь станки. Взять их, кроме как на Западе, негде. Однако Запад ничего не дает бесплатно, он требует валюты. И вот ее-то взять неоткуда.
— А экспорт? — спросил Загорский. — Та же самая пшеница, хлопок, древесина. Нефть, наконец?