Я села за руль. Интерьер оказался до крайности спартанским. Я никогда не интересовалась машинами, но эта была совершенно особенной. Она зверски бросалась в глаза, замысловато расписанная красным, синим и зеленым, но понравилась мне с первого взгляда. Продавец вернулся с ключами, она завелась со второй попытки. Мы оформили все бумаги, и через полчаса я выехала на дорогу. Машина быстро разгонялась, рыча выхлопной трубой. Через пару сотен ярдов мы с ней были уже неразлучны.
9. СЕМЕЙСТВО НОНЕТОТ
Я родилась в четверг – отсюда и имя. Мой брат родился в понедельник, и его назвали Антоном – поди догадайся почему. Мою мать назвали Середа, а родилась она почему-то в воскресенье. У отца вообще нет имени – вся личная информация о нем и сам факт его существования были стерты Хроностражей, когда он ушел в бега. Получалось, что его просто никогда не существовало. Но это не важно. Он всегда оставался для меня папой…
Одним нажатием кнопки я превратила свою машину в открытую и поехала прокатиться за город. Летящий навстречу воздух нес прохладу, несмотря на летнюю жару. Знакомый пейзаж не слишком изменился, он был так же красив, как и в моих воспоминаниях. А вот Суиндон изменился очень. Город разросся и в ширину, и в высоту. Легкая промышленность выплеснулась за границы города, а стеклянные башни финансовых твердынь в центре стремились к небу. Жилая часть тоже разрослась, и сельская местность оказалась еще дальше от центра города.
Уже настал вечер, когда я затормозила перед обыкновенным домом на две семьи. На этой улице стояло около сорока или пятидесяти таких же домов. Я подняла верх и заперла машину.
Здесь я выросла. Окно моей спальни выходило на улицу над входной дверью. Дом состарился. Краска на рамах потускнела, штукатурка с каменной крошкой кое-где облупилась со стен. Я с усилием толкнула тугую калитку и с таким же трудом закрыла ее у себя за спиной – нет, это было еще труднее из-за толпы любопытных дронтов, тут же собравшихся у ворот посмотреть, кто пришел. Сообразив, что пришел кто-то смутно знакомый, они возбужденно заплокали.
– Привет, Мордехай, – сказала я самому старшему, который радостно раскачивался взад-вперед.
Всем им сразу захотелось общения, так что я немного постояла, почесывая каждого под подбородком, а они с интересом обшаривали мои карманы в поисках мармеладок, против которых дронты просто не могут устоять.
Моя мать открыла дверь на шум и бегом бросилась ко мне. Дронты благоразумно порскнули в стороны, поскольку, если мама движется быстрее, чем характерно для быстрой ходьбы, это опасно. Для жизни. Она крепко обняла меня. Я ответила тем же.
– Чет! – воскликнула она. Глаза ее блестели. – Почему ты не сообщила, что приедешь?
– Это был сюрприз, мам. Я получила работу в городе.
Она несколько раз навещала меня в больнице и в своей очаровательно рассеянной манере довела меня до изнеможения, выплеснув все подробности удаления матки у приятельницы и все слухи, волновавшие Женскую Федерацию.
– Как рука?
– Иногда плоховато действует, а ночью немеет. Сад выглядит великолепно. Можно войти?
Мама извинилась и потащила меня к дверям, по дороге отобрав у меня жакет и повесив его в гардеробе. Пистолет в наплечной кобуре удостоился удивленного взгляда, так что я спрятала его в чемодан.
Дом остался прежним, в этом не составило труда убедиться. Тот же беспорядок, та же мебель, те же запахи. Я остановилась, чтобы оглядеться по сторонам, впитать ароматы прошлого, отдаться под защиту нежных воспоминаний. Последний раз я была по-настоящему счастлива именно в Суиндоне, этот дом в течение двадцати лет был сердцем моей жизни. И в мою душу закралось сомнение: разумно ли было вообще покидать родной город?
Мы вошли в гостиную, по-прежнему в скромных зеленых и коричневых тонах и похожую на филиал музея синтетической обивочной ткани. На каминной полке стояла фотография: мой давно отмаршировавший парад в полицейской школе. Был там и другой снимок: мы с Антоном в военной форме улыбаемся под жгучим солнцем крымского лета.
На софе сидела пожилая пара и увлеченно смотрела телевизор.
– Полли! Майкрофт! Смотрите, кто пришел!
Моя тетя соизволила встать мне навстречу, но дяде интереснее было смотреть «Назови этот фрукт»! Он засмеялся тупым фыркающим смешком над убогой шуткой и махнул мне рукой, даже не оглянувшись.
– Привет, Четверг, дорогая моя, – сказала тетя. – Осторожнее, я вся на кусочки рассыпаюсь.
Мы соприкоснулись щеками и изобразили поцелуй. От тети сильно пахло лавандой, и на ней было столько косметики, что даже добрая королева Бесс, и та обалдела бы.
– Ты в порядке, тетя?
– Лучше некуда. – Она с силой пнула мужа в щиколотку. – Майкрофт, здесь твоя племянница.
– Привет, малышка, – ответил он, не глядя на меня, и почесал ногу.
Полли понизила голос:
– Просто беда. Он только и делает, что смотрит телевизор или возится у себя в мастерской. Иногда мне кажется, что дома вообще никого нет.
Прежде чем снова заговорить со мной, она пару секунд свирепо гипнотизировала затылок мужа.
– Ты надолго?
– Теперь она будет работать здесь, – встряла мама.
– Ты похудела?
– Изработалась.
– У тебя есть мальчик?
– Нет, – ответила я.
Сейчас начнут спрашивать о Лондэне.
– Ты позвонила Лондэну?
– Нет. И не хочу, чтобы вы звонили.
– Такой милый мальчик. «ЖАБ» дала фантастическую рецензию на его новую книгу «Жил-был подлец». Ты читала?
Я пропустила ее слова мимо ушей.
– От отца есть вести? – спросила я.
– Ему не понравился розово-лиловый цвет спальни, – сказала мать. – Не понимаю, зачем ты посоветовала мне перекрасить ее именно так!
Тетя Полли поманила меня к себе и во всеуслышание прошептала на ухо:
– Ты должна простить маму: она думает, твой папа спутался с другой женщиной.
Мать под каким-то неуклюжим предлогом мигом испарилась из комнаты. Я нахмурилась:
– С какой еще женщиной?
– С кем-то по работе – леди Эммой как-ее-там.
Я вспомнила последний разговор с папочкой.
Что-то такое было о Нельсоне и французских ревизионистах.
– Эмма Гамильтон?
Мать высунула голову из кухонной двери.
– Ты ее знаешь? – расстроенным голосом произнесла она.
– Лично не знакомы. Она умерла вроде бы где-то в середине девятнадцатого века.
Глаза матери сузились.
– Старая уловка. – Она взяла себя в руки и выдавила очаровательную улыбку. – Останешься на ужин?
Я согласилась, и она, забыв на время о злости на отца, отправилась за цыпленком, которого неминуемо разварит до безвкусной тряпки. Телеигра закончилась, Майкрофт в своем сером кардигане на молнии и с номером журнала «Новый генщик» пришаркал на кухню.
– Что у нас на обед? – спросил он, остановившись на пороге.
Тетя Полли посмотрела на него как на избалованного ребенка.
– Майкрофт, вместо того чтобы впустую тратить время, показал бы Четверг, что ты делаешь в своей мастерской.
Майкрофт скользнул по нам обеим пустым взглядом, пожал плечами и жестом поманил меня к задней двери. Переобулся из шлепанцев в резиновые сапоги. Поменял кардиган на жуткий клетчатый пиджак.
– Пошли, детка, – пробормотал он, отогнал дронтов от задней двери, поскольку они моментально сбежались в надежде перехватить что-то вкусненькое, и зашагал к мастерской.
– Надо тебе починить садовую калитку, дядя, она уже совсем никуда.
– Вовсе нет, – ответил он, подмигнув. – Всякий раз, когда кто-то входит или выходит, она вырабатывает энергию, достаточную, чтобы час крутить телик. Я давно тебя не видел. Ты уезжала?
– Да. На десять лет.
Он с некоторым удивлением посмотрел на меня поверх очков.
– В самом деле?