В Калифорнии я прежде не бывал, но сразу видно, что хваленым её радушием здесь и не пахнет. Если хотите знать мое мнение, одно хамство, и ничего больше.
Он снял шляпу, и казалось, вот-вот в нее расплачется. Его густая курчавая шевелюра сразу бойко вздыбилась, прибавив ему роста несколько дюймов и изменив его внешность. Вопреки его нахальству в нем было что-то жалобное.
- А вы откуда, мистер Солемен?
Он ответил сразу, точно ждал моего вопроса:
- Из Майами. У меня там деловое предприятие. И не одно. А сюда я прилетел, чтобы, как говорится, соединить приятное с полезным и сэкономить на налоге. У вас в клубе состоит дамочка по имени Холли Мэй?
- Холли Мэй?
- Может, вы её знаете как миссис Фергюсон. Как я понял, она выскочила за какого-то Фергюсона. После того как мы с ней… подружились. - Он причмокнул на этом слове или от ассоциации, им порожденной. - Между нами, девочками, говоря, высокие блондинки - это моя слабость.
- Ах так! - Мои запасы нейтральных ответов истощились. Как и мое терпение.
- Вы с ней знакомы?
- Собственно говоря, нет.
- А разве она не член клуба? В газете же так прямо и указано. В заметочке о том, что у нее шашни со здешним спасателем.
Он грозил вот-вот наступить на носки моих ботинок и дышал мне прямо в лицо. Я оттолкнул его, вернее слегка отодвинул. Последовало конвульсивное преображение, и он измученно затявкал:
- Держи свои лапы при себе! Вот прострелю тебе башку!
Его рука нырнула под пиджак и принялась дергать бесформенную опухоль под левой мышкой. И вдруг он окаменел. Застывшее лицо с оскаленным ртом превратилось в маску дьявола, вырезанную из бело-синего камня.
Я сказал внезапно осипшим голосом:
- Проваливай! Убирайся в свою подворотню!
И, как ни странно, он послушался.
6
Упоение своей духовной силой мгновенно рассеялось, стоило мне поглядеть по сторонам. Из клуба к стоянке шли трое мужчин. Двоих из них я видел в проулке под окном Джерри Уинклера. Солемен явно обладает встроенным радаром для обнаружения полиции, подумал я.
Третий был в смокинге, который носил профессионально. Он проводил полицейских до машины и выразил сожаление, что оказался не в силах помочь им так, как хотел бы. Они уехали, а он пошел назад в клуб. Я перехватил его у дверей.
- Мое имя Уильям Гуннарсон, я адвокат. Дело одного из моих клиентов имеет касательство к служащему клуба. Вы ведь администратор?
Его блестящие печальные глаза оглядели меня. Он обладал тем нервным спокойствием, которое вырабатывается, когда приходится организовывать званые обеды и званые вечера для других, но насмешливый рот смягчал это впечатление.
- Пока еще да. Но завтра, возможно, буду уже подыскивать себе другое место. Идущие на смерть приветствуют тебя. Опять Гейнс? Непотребный Гейнс?
- Боюсь, что да.
- Гейнс наш бывший служащий. На той неделе я его уволил. И только-только начал проникаться надеждой, что навсегда благополучно извлек его из своих печенок, и вот - пожалуйста.
- Но что произошло?
- Вероятно, вы знаете об этом больше меня. Его ведь подозревают в грабежах? Я только что беседовал с парой сыщиков, но они старательно ничего мне не говорили.
- Так не могли бы мы обменяться сведениями?
- Почему бы и нет? Моя фамилия Бидуэлл. А вы Гуннарсон, вы сказали?
- Билл Гуннарсон.
Его кабинет был обшит дубовыми панелями, устлан пушистым ковром, обставлен тяжелой темной мебелью. На подносе на углу письменного стола нетронутый бифштекс оброс коркой застывшего соуса. Мы сели за стол напротив друг друга. Я рассказал ему ровно столько, сколько, на мой взгляд, требовалось, а затем начал задавать вопросы:
- Вы не знаете, Гейнс уехал из города?
- Насколько я понял, да. Во всяком случае, это вытекает из слов блюстителей закона. Но при данных обстоятельствах иного было бы трудно ожидать.
- Потому что его разыскивают для допросов?
- В частности, и поэтому, - ответил он, неопределенно пожав плечами.
- Почему вы его уволили?
- Я предпочел бы этого не касаться. Тут замешаны другие люди. Скажем, что по настоянию одного из членов клуба, и на том кончим.
Кончать на том я не хотел.
- Есть ли какое-нибудь основание для слухов, что он довольно грубо приставал к даме?
Бидуэлл выпрямился в своем вращающемся кресле:
- Боже мой! Об этом уже в городе говорят?
- Я, во всяком случае, слышал.
Он провел по губам кончиками пальцев. Настольная лампа освещала только нижнюю часть его лица, и глаз я не видел.