- Отчасти. Вижу, вам про это кое-что известно, и буду с вами откровенен. Клуб находится на грани чудовищного скандала. И я прилагаю все усилия, чтобы его предотвратить. - Его тон был исполнен невыразимой важности. Так он мог бы сообщить мне, что объявлена война. - Вот поглядите.
Бидуэлл выдвинул ящик, достал сложенную газетную вырезку, дрожащими руками развернул её и положил передо мной.
«Есть слушок, что аппетитная экс-звезда Холли Мэй, морщившая носик на киногород, старательно доказывает правоту известного присловья про жену полковника. Партнер её в Великом Эксперименте - великолепный клубок мышц (так она, видимо, считает), который занимается спасением утопающих в клубе для миллионеров, включающих и её миллионера-муженька. Мы простые смертные, тоже очень хотели бы ухватить свое. Но рвите розы, пока можно, миссис Фергюсон, и молчок!»
Бидуэлл читал через мое плечо и постанывал.
- Это было напечатано на прошлой неделе. Разослано агентством по всей стране.
- Но ведь никаких доказательств здесь нет.
- Так-то так, но для нас подобный выпад все равно ужасен. Могу ли я на вас положиться, мистер Гуннарсон?
- В каком смысле?
- Что вы не будете никому повторять того, что сейчас сказали мне.
Я, собственно, ничего не говорил, но раз уж ему почудилось…
- Если этого не потребуют интересы моей клиентки. Даю вам слово.
- Но при чем тут интересы вашей клиентки?
- Её подозревают в том, что она сообщница Гейнса. Между ними действительно что-то было, но вполне невинное. Она в него влюбилась.
- Еще одна? Как это у него получается? Красивое животное, не спорю. Но грубое.
- Некоторые любят грубую пищу. Видимо, миссис Фергюсон принадлежит к таким.
- Ну, и она сама, и её муж не столь уж восхитительны. В этом году я допустил две большие ошибки: нанял Гейнса и не воспрепятствовал Фергюсонам проникнуть в клуб. И две эти ошибки вместе составили самую огромную ошибку моей жизни.
- Ну, вряд ли все-таки дело обстоит так скверно.
- Ах, вряд ли? Моя жизнь, возможно, находится под угрозой.
- Со стороны Гейнса?
- Да нет. Его давно и след простыл. Они уже наверное в Акапулько. Или на Гавайях.
- Они?
- Я думал, вы знаете. Эта Холли Мэй удрала с ним. А полковник Фергюсон винит во всем меня. Он сейчас сидит в баре и лакает шотландское виски.
Я уверен, он набирается смелости убить меня.
- Вы серьезно, Бидуэлл?
Он наклонился так, что на его лицо упал свет. Глаза у него были абсолютно серьезными.
- Он же маньяк. Запил с той минуты, как она улепетнула, и ему втемяшилось взвалить их бегство на меня.
- Когда она уехала?
- Вчера, и прямо отсюда. Обедала с мужем в столовой. Её позвали к телефону. А она, как повесила трубку, сразу вышла на стоянку. Гейнс ждал её там.
- Откуда вы знаете?
- Их видел там член клуба, а потом сказал мне.
- Полиции вы об этом сообщили?
- Разумеется нет. Ситуация очень деликатная, мистер Гуннарсон. Кошмарная, но очень деликатная. - Он выдавил бледную улыбочку. - Наш клуб - наиболее уважаемый к западу от Миссисипи…
- Но ему недолго таким оставаться, если один из членов пристрелит администратора за то, что тот содействовал спасателю в покушении на целомудрие Холли Мэй.
- Не надо, будьте так добры! - Он с содроганием закрыл глаза. - Впрочем, если он меня пристрелит, всем моим тревогам придет конец.
- Вы, кажется, почти не шутите?
Он широко открыл глаза:
- Пожалуй, что и так.
- У Фергюсона есть пистолет?
- Целый арсенал. Нет, серьезно. В числе прочего он еще и охотник на крупную дичь. Ему нравится убивать.
- А не поехать ли вам домой?
- Ему известно, где я живу. Он уже являлся туда рано утром. Орал у дверей.
- Мне кажется, вам следовало бы вызвать полицию. Он может оказаться опасным.
- Он опасен без всяких «может». Но я не могу и не стану впутывать в это полицию. Слишком многое поставлено на карту.
- Что именно?
- Репутация клуба. Ни даже тени скандала после двойного самоубийства Абернети, а это было еще до меня. Пока мне остается только стоять твердо и уповать на спасение без пяти двенадцать.
- Ну, будем надеяться, мистер Бидуэлл.
- Зовите меня Артуром, если хотите. Давайте я вам налью.
- Нет, спасибо.
Он старался затянуть разговор. Я поглядел на часы. Не без пяти двенадцать, но все-таки почти девять. Дело Эллы Баркер завело меня очень далеко и угрожало увести еще дальше. Пора было возвращаться домой к Салли. Мысль о ней была точно резинка, которая растягивается, но никогда не лопается.
Вот только иногда она продолжала и продолжала растягиваться.