Я поглядел в его выцветшие глаза:
- Вы уверены, что это был именно он?
- А как же! - Он постучал тростью по голым половицам. - Я Гэса Донато чуть не каждый день вижу. А тут особое внимание обратил, потому что ему не положено водить машину.
- Слишком молод?
- Чего нет, того нет. Но условно освобожденным водить машину запрещается. А у него из-за машин неприятностей и так хватало - из-за них-то его и арестовали.
- А Гэс ваш друг?
- Не сказал бы. Вот Мануэль - тот друг.
- Но, по вашим словам, вы с Гэсом постоянно видитесь.
- Верно. В закусочной у Мануэля. С тех пор как Бродмен его турнул на той неделе, он у Мануэля посуду мыл.
- А почему Бродмен его уволил?
- Я так толком и не понял. Что-то из-за часов. Золотых настольных часов. Гэс отправил их куда-то, куда не следовало. Я слышал, как Мануэль спорил с Бродменом в проулке.
Я открыл окно. У задней двери бродменовской лавки о чем-то совещались двое в штатском. Они подозрительно уставились на меня. Я попятился и закрыл окно.
- А вы ничего не упускаете, мистер Уинклер?
- Стараюсь.
3
Я оставил его в бродменовской клетке с Уиллсом, а сам взял такси - мне не терпелось продолжить разговор с Эллой Баркер. Вот только она совсем не хотела его возобновлять.
Когда надзирательница ввела меня в камеру свиданий, Элла даже не подняла головы. Она сидела, положив худые руки на стол, поникшая, съежившаяся, точно птица, утратившая надежду вырваться на волю. Позади нее в зарешеченное окно било предвечернее солнце, расчерчивая ей спину полосками теней.
- Возьмите себя в руки, Баркер. Первый день всегда самый тяжелый. - Надзирательница потрогала её за плечо. Возможно, намерения у нее были самые лучшие, но голос звучал наставительно, почти угрожающе. - К вам опять пришел мистер Гуннарсон, Вы же не хотите, чтобы он смотрел, как вы киснете.
Элла отдернула плечо от её руки.
- Если ему не нравится смотреть, так пусть не приходит. Ни опять, ни потом!
- Чепуха! - сказала надзирательница. - В вашем положении адвокат вам очень нужен, хотите вы того или нет.
- Миссис Клемент, вы не оставите нас вдвоем?
- Как скажете. - И надзирательница удалилась, потряхивая повязкой ключей, точно тоскливыми кастаньетами.
Я сел к столу напротив Эллы:
- Гектор Бродмен умер. Его убили.
Темные ресницы прикрывали её глаза. Она упорно их не поднимала. Мне почудилось, что я ощущаю запах её страха - какую-то едкость в воздухе. Но может быть, это был запах тюрьмы.
- Вы ведь были знакомы с Бродменом?
- Как с пациентом. Таких знакомых у меня не сосчитать.
- А что с ним было такое?
- У него удалили опухоль. Доброкачественную. Прошлым летом.
- Но вы виделись с ним и после?
- Один раз он меня пригласил, - ответила она все тем же монотонным голосом. - Я ему как будто нравилась, а приглашениями меня не слишком заваливают.
- О чем вы разговаривали с Бродменом?
- Да почти только о нем. Он ведь был пожилым человеком. Вдовцом. Все время рассказывал про великую экономическую депрессию. У него где-то в восточных штатах было свое дело. А в депрессию он и его первая жена потеряли все, что успели скопить. Ну все-все.
- Так у него была и вторая жена?
- Я этого не говорила. - Наконец она подняла на меня глаза. Полные испуга. - Вы что, думаете, я бы вышла за жирного лысого старика? Хотя, при желании, и могла бы.
- Значит, он сделал вам предложение? В первый же вечер?
Она замялась:
- Я с ним виделась еще раза два. Ну, пожалела его.
- И где он вам его сделал?
- В машине. Выпил лишнего у… - Её губы на мгновение остались открытыми, потом крепко сжались.
- Так где же?
- Где пришлось. Он меня катал. По городу. Свозил в горы.
- К своим друзьям?
- У него не было друзей, - ответила она чересчур быстро.
- Так где же он пил в тот вечер, когда сделал вам предложение? У себя дома?
- У него своего дома не было. Ел в ресторанах, а спал в лавке. Я ему сказала, что никакая женщина не согласится вести такую жизнь. Тогда он предложил переехать ко мне и обставить мою квартиру.
- Как щедро!
- Да уж куда щедрее. - Её губы тронула улыбка. - Он все уже рассчитал. Ну, и в этот последний вечер я, пожалуй, крепко наступила ему на ногу. Он совсем скис. - В её улыбке промелькнула жестокость.
- Так где, вы сказали, он пил?
- Я ничего не говорила. Но вообще-то пил он у меня. Сама я не пью, но держу бутылку для друзей.
- Каких, кроме Бродмена?
- Ну, для девочек из больницы. А про него я не говорила, что он был моим другом.